24 января 1920 г. в Красноярске ЦК эсеров вновь подтвердил, что в связи с международным положением считает целесообразным создание Восточно-Сибирской республики. Разделяя эту точку зрения в целом, ЦК РКП(б), однако, отклонил предложение «Политцентра» о границах нового государственного образования. Он считал нецелесообразным включать в его состав Иркутск и Прибайкалье, предложив отодвинуть границы на восток, за Селенгу. Вот это предложение эсеры и квалифицировали как авантюристическую политику, отказавшись принимать участие в создании Восточно-Сибирской республики.

Саму по себе идею буфера большевики оценивали как полезную. Они видели в его образовании возможность предотвратить столкновение с Японией, но существование буржуазного государства расценивали как явление временное, вызванное условиями момента. Эсеры же полагали, что «образование из Восточной Сибири и Дальнего Востока временного независимого государства — буфера между Советской Россией и Японией» может не только «сохранить указанные территории за революционной Россией и предохранить их от хищнической оккупации японцев», но и оградить «от разрушительного хозяйничанья большевиков» 772 .

Следовательно, ЦК эсеров рассчитывал использовать угрозу столкновения с Японией и создание буферного государства для того, чтобы не допустить установления в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке Советской власти. Эсеровские лидеры явно хотели еще раз практически осуществить свою теорию «третьей силы» и не только создать промежуточное государство — независимую демократическую республику, основанную на принципах «чистой демократии» и «народовластия», но и закрепить ее существование. Это видно, например, из мотивировки отказа Всесибирского краевого комитета принять участие в формировании буфера в «указанных границах». ЦК эсеров объяснял правильность этого шага тем, что из территории буфера исключался Иркутский район с Черемховскими угольными копями, вследствие чего он лишался самостоятельной экономической базы «и стал бы простым орудием для прикрытия советской политики или захватнических стремлений Японии» 773 .

Попытки руководства партии эсеров саботировать идею создания буферной республики в границах, предложенных большевиками, принудить Советское правительство принять их условия и планы, использовать буфер в антисоветских целях провалились. Образованная на территории Забайкальской, Амурской, Приморской, Камчатской областей и Северного Сахалина буржуазно-демократическая Дальневосточная республика по существу проводила советскую политику. Ее существование обеспечило длительную передышку на Восточном фронте и помогло избежать войны с Японией.

В ноябре 1922 г. задачи ДВР были исчерпаны и ее территория по постановлению Народного собрания республики вошла в состав РСФСР. Так проявилась несостоятельность попытки эсеров сыграть на международной арене роль «третьей силы», противостоящей, по их утверждению, устремлениям «хищного, реакционного мирового империализма», с одной стороны, и усилиям «анархобольшевизма к установлению своего господства в масштабе международном» — с другой 774 .

В общем же провал политики эсеров показал, что создание «третьей силы» было нереально, а позиция ее сторонников, несмотря на декларирование отказа от вооруженной борьбы с Советской властью и от коалиции с буржуазией, являлась позицией пособничества белогвардейцам. Любая «средняя линия» на практике превращалась в диктатуру буржуазии, прикрытую пышными фразами об Учредительном собрании и демократических свободах. Мечты о несуществующей «третьей силе» объективно помогали буржуазии, так как своими колебаниями и призывами к всеобщей, т.е. буржуазной, демократии ее проповедники ослабляли диктатуру пролетариата.

Сторонники «третьей силы», даже лучшие из них, искренне верившие в возможность существования «золотой середины», защищали как раз те идеи, которые везде прикрывали демократической ложью господство капитала и помогали буржуазии и ее вождям в их борьбе против Советской власти, за его восстановление.

Поборники «третьей силы» выступали против совместной борьбы с реакцией, против союза с Советской властью, полностью оправдывая слова: «Кто не с нами, тот против нас». Они стремились использовать трудности, переживавшиеся молодой Советской республикой, для того, чтобы добиться от Советского правительства уступок в пользу буржуазии, предлагая при этом условии поддержать Советскую власть. «Эти «условия» меньшевиков и эсеров, — писал В. И. Ленин, — означают вот что: мы, меньшевики, эсеры, колеблемся в сторону капиталистов, и мы хотим «единого фронта» с большевиками, против которых идут капиталисты, используя всякую уступку!» 775 .

Таким образом, сторонники «третьей силы», одни — сознательно и злостно, а другие — по неразумию и упорству в старых ошибках, выступали как пособники белогвардейцев.

Решения IX Совета партии правых эсеров имели и определенную внутрипартийную тактическую задачу — примирить на некоей центристской позиции, включавшей отказ и от вооруженной борьбы с Советской властью, и от союза с большевиками, левую и правую группировки. Однако двусмысленная позиция «третьей силы», да еще в той интерпретации, какую ей давали лидеры партии, не могла способствовать укреплению единства среди социалистов-революционеров. Она лишь усилила разногласия в рядах эсеров, ускорила распад партии.

В. И. Ленин писал, что поворот крестьянства к поддержке Советской власти неизбежно вызовет раскол мелкобуржуазной демократии: часть перейдет на сторону большевиков, кое-кто останется нейтральным, часть присоединится к монархистам и кадетам 776 . Именно такое развитие событий и было характерно для мелкобуржуазных партий в годы гражданской войны. При этом процесс распада, в котором особенно рельефно выступала эволюция части эсеров влево, усиливался при поворотах этих партий к контрреволюции. И чем более резко были выражены эти повороты, тем яснее выделялась левая оппозиция внутри эсеров. Если у правых социалистов-революционеров левая оппозиционная группировка возникает и усиливается в конце 1918 г., то у левых она выделяется сразу после июльского мятежа. Когда у правых она только выходит на политическую арену, у левых первая крупная группа — партия «народников-коммунистов» — уже завершает эволюцию к большевизму.