Я с ногами забралась на постель. Следовало собраться с мыслями, чтобы вспомнить все наши приключения, — а времени у меня было ровно столько, сколько нужно, чтобы выпить чашечку кафию. Больше бы в меня все равно ничего не влезло.

Пока не влезло.

А там посмотрим.

— Яльга, ну скажи честно: он за тобой ухаживал? — Полин затаила дыхание, перестав намазывать масло на хрустящий малокалорийный хлебец.

Я многозначительно пожала плечами. Полин сощурилась.

— Ты это о ком?

— Какая разница, о ком? — искренне удивилась алхимичка. — Обо всех! Ну, скажем, этот… как его, Сигурд? Или, может, Рихтер? — Полин оживилась, и глаза ее заблестели. Будучи воспитанной барышней из хорошей семьи, она прекрасно понимала, что у порядочной девушки не может быть двух возлюбленных одновременно. Ну, во всяком случае, они не должны так явно пересекаться.

Я задумалась, подставляя чашечку под струю кафия. С одной стороны, скрывать было нечего, и я гордилась нашей дружбой, но рассказывать о ней кому бы то ни было, даже Полин…

И тут мне вспомнился пан Богуслав.

— Какой там Рихтер! — небрежно сказала я. — Вот, помню, в отцовском замке…

— Ты была среди кицунэ?! — ахнула Полин. Вот ведь память у человека! Я уже и сама давно забыла, что наплела ей при нашем знакомстве…

— Нет! — торопливо сказала я, прикидывая, как половчее вывернуться. — Тот, который кицунэ, — он мне не настоящий отец. А настоящий — даркуцкий князь, очень богатый и знатный. Я у него единственная дочка.

Полин недоверчиво прищурилась. В историю с кицунэ ей верилось гораздо больше, но я, заметим, в этот раз ничуть не соврала. Конечно, единственная! Больше-то дочек у него, надеюсь, нет…

Во всяком случае, мне о них ничего неизвестно.

Чтобы отвлечься от восточных фэйри, я начала рассказывать про пана Богуслава. Когда я дошла до момента присвоения мне должности Прекрасной Дамы с торжественным повязыванием ленточки, Полин ахнула и потребовала рассказать все еще раз, с начала и поподробнее. На словах: «Я отдам за тебя, моя панна, всю кровь по капле», — мною был замечен мгымбр Крендель, который скрупулезно записывал мой рассказ. Изгнать Кренделя не получилось, зато на шум в нашу комнату завернул грустный Хельги. Вампир молча предъявил шоколадку; в обмен ему выдали пуфик, обитый лиловым шелком, и велели сидеть тихо и не перебивать.

Дальше дверь почти не закрывалась. К нам заходили какие-то алхимички, среди которых мне померещилась Викки, на удивление тихая и в юбке; некроманты, из которых я знала только Валентина де Максвилля; среди некромантов затесались близнецы аунд Лиррен… Последним явился герцог Ривендейл. Шоколадки он не принес, зато принес роскошную белую розу на длинном стебле. Стебель был серьезный, не хуже дубины: похоже, роза была боевая.

Мне пришлось рассказывать все сначала, и не с пана Богуслава, а с похода в ковенскую тюрьму. Кое-что я все-таки опустила, но под конец мне начало нравиться, я говорила разными голосами за разных персонажей и сама мало верила, что все это случилось со мной на самом деле.

— Спать пора, — напрасно взывала к нашей совести элементаль. — Человек с дороги, понимать надо!

— Человек, ты спать хочешь? — спросили близнецы аунд Лиррен.

Я помотала головой, и веселье продолжилось.

Утром стало ясно, что элементаль, как всегда, была права.

— А я говори-ила… — неразборчиво неслось из косяка. — А я предупрежда-а-ла! Утром-то завсегда спать хочется! А легли-то когда? А? Что, думаете, ежели я в двери, так я и не слышу?

Я сидела на кровати, мрачно пила воду и пыталась кое-как продрать глаза. Получалось плохо: последние алхимички покинули нашу комнату в четвертом часу утра, а в восемь пришла коротенькая записка от Рихтера, очень некстати вспомнившего о своих профессиональных обязанностях. Из записки следовало, что студентке Ясице ровно к девяти часам надлежит быть в лаборатории ее декана. Присмотревшись повнимательнее, я поняла, что девятка нарисована поверх тщательно затертой восьмерки — значит, у Эгмонта сохранились некоторые остатки человеколюбия. Хотя, быть может, ему самому лень вставать так рано.

Каюсь, у меня скользнула мысль малодушно проигнорировать сей эпистолярный шедевр. Но элементаль прозрачно намекнула, что не стоит лишний раз дергать василиска за хвост — тем более в преддверии сессии. Я еще раз посмотрела на записку, оценила тон и лаконичность, вспомнила, от кого зависит, зачтут мне практику или нет… Похоже, мой друг Эгмонт остался на поле боя под стенами фамильного замка Леснивецких, а в Академию вернулся магистр Рихтер, которому совершенно все равно, хочу я спать или нет.