Харри кивнул. Посмотрел в окно. Туман там, внизу, был все таким же плотным.

— У вас есть мобильный, чтобы мы в случае чего могли вас найти?

Харри покачал головой. Внизу, из тумана, послышался звук сирены. Или ему показалось?

— Может, вы тогда скажете, кто мог бы вам сообщить?

Харри вновь покачал головой:

— Не беспокойтесь. Я буду сюда звонить и навещать его каждый день. Ладно?

Врач кивнул и посмотрел вслед Харри, когда тот вскочил и понесся к выходу.

Когда Харри добрался до Фрогнербадет, было уже девять. Территория самого Фрогнер-парка — полтысячи квадратных километров, но бассейн занимает только небольшую часть этой территории и к тому же обнесен забором, поэтому для полиции не составило труда оградить место происшествия. Они просто-напросто протянули ленту с внешней стороны забора и посадили полицейского у ворот, где продавались билеты в бассейн. Вся стая стервятников, криминальных обозревателей, уже слетелась, и сейчас они клекотали у входа, жаждая только одного: взглянуть на тело. Как-никак депутат стортинга, значит, общественность имеет право увидеть столь выдающийся труп.

В «Каффепикене» Харри взял чашку «американо». Столики у них стояли на улице весь февраль, и Харри уселся, закурил сигарету и стал разглядывать толпу перед входом в бассейн.

Какой-то мужчина опустился на соседний стул.

— Неужели сам Харри Холе? Где это вы пропадали?

Харри поднял глаза. Рогер Йендем, криминальный репортер из «Афтенпостен», тоже закурил и махнул рукой в сторону Фрогнер-парка:

— Наконец-то Марит Ульсен получила что хотела. К восьми вечера она станет звездой. Повеситься на вышке для прыжков во Фрогнербадет? Good career move. [35] — Он повернулся к Харри и скорчил рожу: — А что у вас со скулой? Выглядите паршиво.

Харри не ответил. Прихлебывал кофе и ничего не делал, чтобы прервать болезненную паузу, надеясь — совершенно напрасно, — что журналист поймет, что его общество нежелательно. Из тумана над ними послышалось хлопанье — звук вертолетного винта. Рогер Йендем прищурился и посмотрел вверх.

— Наверняка «Верденс ганг», [36] это совершенно в их духе — нанять вертолет. Надеюсь, туман не рассеется.

— Ну… Значит, лучше, чтобы никто не увидел фотографии, только бы их не сделала «Верденс ганг»?

— Ясное дело! А вам что-то уже известно?

— Да уж явно поменьше, чем вам, — ответил Харри. — Тело нашел один из смотрителей на рассвете и сразу же позвонил в полицию. А вы что знаете?

— Голова оторвана полностью. Похоже на то, что мадам сиганула с самого верха вышки с веревкой вокруг шеи. А была не худенькая… Весовая категория до ста пятидесяти кило. На заборе нашли нитки, возможно из ее спортивного костюма. И решили, что именно там она и перелезла. Никаких других следов не нашли, поэтому они думают, что она была одна.

Харри глубоко затянулся. Голова оторвана полностью. Ох уж эти журналисты! Они и говорят как пишут — в порядке обратном логическому, или, как они сами выражаются, начиная с ударной новости.

— И что, это случилось ночью? — закинул удочку Харри.

— Или вчера вечером. По словам мужа Марит Ульсен, она без четверти десять ушла из дома на пробежку. Как обычно.

— Поздновато для пробежек.

— Судя по всему, она бегала именно в это время. Хотела быть в парке одна.

— М-м-м…

— Я, кстати, пытался найти смотрителя, который ее обнаружил.

— Зачем?

Йендем с удивлением посмотрел на Харри:

— Ясное дело: чтобы получить информацию из первых рук.

— Ясное дело, — повторил Харри и затянулся.

— Но он, похоже, ото всех спрятался, его нет ни здесь, ни дома. Наверняка все еще в шоке, бедняга.

— Ну уж! Ведь он не в первый раз находит труп в бассейне. Думаю, это руководители следствия позаботились, чтобы не дать вам этого смотрителя на растерзание.

— Не в первый раз? Что вы имеете в виду?

Харри пожал плечами:

— Меня сюда уже вызывали пару раз. Из-за мальчишек, которые как-то забрались сюда ночью. Один раз было самоубийство, другой — несчастный случай. Четверо приятелей возвращались с вечеринки домой и решили по пьяному делу малость поразвлечься — посмотреть, у кого хватит духа ближе всех подойти к краю вышки. Тому, кто встал на самый край, было девятнадцать. А самый старший из них был его родной брат.

— Вот черт, — произнес Йендем принужденным тоном.