Шрифт:
– И долго нам того человека искать?
– Нет, не долго. Завтра к ночи в Лионе будем, там переночуем... деньги я найду.
Йене горестно вздохнул и свел руки, молясь. Дал понять, что знает, как я деньги добуду.
– Ну а послезавтра будем в гостях у умного человека, – закончил я. – Если жив он, конечно.
– Так долго ехать... – задумчиво сказал Йене. – Я уже сейчас весь... словно избитый.
– Брось, Йене. Здесь дорога хорошая. Вот дождик... но что поделать.
Постарайся уснуть, утром все по-другому будет.
Я оказался прав – утром все было по-другому. Во-первых, дождь кончился, словно и не бывало. Небо стало чистым и прозрачным, в последней попытке отвернуться от осенних туч. Даже потеплело малость. Во-вторых, к нам на крышу зачастили пассажиры – из окрестных деревень и городишек. Кому нужно было проехать десяток километров, а кому и сотню. К полудню я уже был при деньгах причем честных, выигранных у какого-то мелкого чиновника и богатого крестьянина в буру. Причем играл без всякого шулерства. Что ни говори, наша, воровская игра, сколько времени за ней проведено – и в тюрьмах, и отсиживаясь по тайным убежищам.
Как только проигравшиеся сошли – мрачно, не прощаясь, будто им было кого винить, кроме себя, я карты бросил. Оставил играть по мелочи четырех пареньков, ехавших до Милана, в ремесленный цех поступать, а сам прошел к передку кареты, пихнул кучерского помощника, сунул ему пару марок и купил еды. Конечно, оно дороже, чем в придорожном трактире, да и хотелось горяченького, но терпеть больше сил не было. Кучер удивленно глянул на пассажира третьего класса, неожиданно раскошелившегося на еду, и даже выбрал бутылку поприличнее, хорошего года.
Мы с Йенсом жадно набросились на окорок, сыр, краснощекие помидоры, сухое красное вино, почти свежий хлеб. Мир сразу показался веселее. Когда голод был утолен, я купил еще две бутылки вина, одну от щедрот будущим ремесленникам поставил, а вторую мы с Йенсом стали распивать: уже неторопливо, со вкусом.
– Знаешь, Ильмар, – негромко сказал мне Йене, – что самое слабое в твоем плане?
– Найти... мальчика.
Говорили мы вполголоса, услышать нас никто не мог, но на всякий случай я имен называть не стал. Йене вроде бы тоже это сообразил.
– Допустим, мы найдем его... Я отметил это «мы». Уже хорошо.
– Надо – найду. Не в первый раз.
– Как ты поймешь, кто он?
– Пока не знаю.
– Это самое главное. Я над этим думал... всю ночь. Покосился я на Йенса глаза красные, невыспавшиеся. Может быть, и впрямь думал...
– И что надумал?
– Тебе эту загадку не решить. И я тут не помощник. Я ждал. Молча.
– Это должен решать кто-то, поумнее нас, – ободренный моим молчанием продолжил Йене.
– Пасынок Божий?
– Возможно! Либо конклав кардиналов. Может быть, всех богословов надо собрать и задать им эту задачу!
– Хорошо придумал, Йене, – пробормотал я. – Приволочешь обратно и Ильмара беглого, и Маркуса. Тут тебе все грехи простятся...
– Нет! – Йене энергично замотал головой. – Нет и нет! Я не о том думаю.
Клянусь тебе!
– Они, в Урбисе, все уже решили, – отпивая вино из глиняного стаканчика, сказал я. – И ничего заново решать не станут. Слово у мальчишки – выпытают... если сумеют. Не сумеют – убьют. Вот и все.
– Пасынок Божий Юлий, что бы ты ни думал о нем, человек справедливый! горячо сказал Йене.
– Верю. Иначе меня не в застенки бы бросил, а в землю зарыл. Но против всей Церкви даже Пасынок Божий пойти не рискнет. Да и не только он такие дела решает.
Йене замолчал. Либо согласился с моим мнением, либо понял, что спор вести бессмысленно.
– Давай возьмем еще вина? – предложил я.
И вот по этому вопросу у нас противоречий не возникло.
Удивительное дело – как сближают самых разных людей общий проступок, дорога и вино!
Подъезжая к Лиону мы с Йенсом уже сидели обнявшись, и то предавались воспоминаниям детства – как-то так оказалось, что и в городках мы похожих росли, и беды у нас были близкие, и мечты... только он по духовной части пошел, а я по воровской; то начинали горланить песни, которые с удовольствием поддерживали будущие подмастерья.
Остановился я лишь тогда, когда сообразил: деньги кончаются, скоро и на ночлег не останется, а в таком состоянии я малое дитя в карты не обыграю и у глухого разини кошелек не украду.