– Не расстраивайся, – подошел к нему Анатоль Теплицкий, – говорят, не везет в карты, повезет в любви!

Мишель скептически усмехнулся:

– Что-то в последнее время мне в этом тоже не везет. Наверное, потерял где-то я свою удачу… Как с Кавказа перевелся, так не идет дело: и в карты проигрываюсь, и в любви получил отставку.

– Ты имеешь в виду свою обоже, Алину Иваницкую? Так у тебя с ней все вроде бы было хорошо…

– Было, – сквозь зубы сказал Мишель, гася сигарку о подоконник, – а теперь нет. Не поверишь, Анатоль, она мне с кем-то изменяет!

– С чего ты взял?

– Позавчера после спектакля зашел к ней, как всегда, в уборную, чтобы пригласить к Максим, а она и говорит: "Не могу сегодня, Мишель, устала очень, давай лучше завтра…" А вчера узнал от горничной, что после моего ухода Алина быстро собралась, села на извозчика (он уже ждал у подъезда) и была такова. Где провела вечер, никто не знает, но вернулась к себе почти под утро. Вот я и хочу выяснить, к кому Алина ездила, а потом вызвать мерзавца на дуэль и пристрелить.

– Тебе нельзя, Мишель, – рассмеялся Теплицкий, – если узнают о дуэли, мигом отошлют обратно на Кавказ.

– Тогда просто набью наглецу физиономию, – решительно заявил Романов, – это-то мне можно?

– Конечно, – согласился Теплицкий, – только стоит ли? Ведь все смеяться станут – Мишель Романов подрался, как извозчик, из-за какой-то танцорки! Брось, забудь про Алину. Вокруг столько хорошеньких девиц, глупо переживать из-за одной.

– Ты не понимаешь, Анатоль, – вздохнул Мишель, – я ее, кажется, люблю…

Теплицкий внимательно посмотрел на Романова и предложил:

– Может быть, пойдем, прогуляемся, все равно тебе здесь делать нечего – все уже спустил.

– Пожалуй, – согласился Мишель.

Приятели вышли на улицу, морозный воздух после душной комнаты был особенно упоителен, а черное бархатное небо над головами сияло тысячами звезд. Вдоль Итальянской улицы горели газовые фонари, под их светом снег сиял разноцветными искрами.

– Хорошо-то как, – вздохнул Теплицкий, – просто как в рождественскую ночь.

– Подмораживает, – поежился Романов и запахнул шинель поглубже, – завтра, наверное, на разводе заледенеем…

– Ты лишен поэтического воображения, – возмутился Анатоль, – в такую ночь надо стихи слагать, а не о разводах в Манеже думать.

– Этим пусть мой кузен Константин занимается, – заметил Мишель, – а я вирши писать не умею. Пойдем лучше в дом, а то я уже замерз.

– Что ты хочешь, это же не Кавказ, – улыбнулся Анатоль, – кстати, ты уже обдумал предложение Шуваловского?

– А ты откуда знаешь про наш разговор? – удивился Романов.

– Мишель, – снисходительно произнес Анатоль, – я один из тех людей, о которых тебе говорил граф.

– То есть ты – заговорщик? – насторожился Романов.

– Ни в коем случае, – успокоил его Теплицкий, – если хочешь, я – контрзаговорщик. То есть тот, кто выступает против всяких революций и революционеров.

– И много вас таких?

– Поверь, предостаточно. Если я назову тебе фамилии (чего я, конечно, не имею права делать), то ты очень удивишься. Это все люди, обладающие властью и немалым влиянием.

– Но зачем вам я? – спросил Мишель. – Я в столице недавно, большого веса при дворе не имею…

– Нам важно одобрение всех членов царской фамилии, – сказал Анатоль, – только тогда мы сможем добиться нашей цели.

– И чего же вы хотите?

– Прежде всего – убедить государя отказаться от пагубных шагов, к которым его упорно подталкивают. По нашим сведениям, Лорис-Меликов подготовил записку, в которой изложил план неких политических реформ. По сути, это проект будущей конституции. Но согласитесь, Мишель, Россия к ней еще не готова. Попробуй-ка объяснить уездному предводителю, что его бывший крепостной имеет такие же права, как и он. Сразу же поднимется крик о дворянских привилегиях, дарованных еще при царе Горохе! Наши помещики и так весьма недовольны тем, что государь освободил крестьян, а тут еще конституция… Может произойти раскол общества, и тогда 1825-й год покажется детской шалостью. Я понимаю: Александр Николаевич уже не молод, он устал от дел, озабочен семейными проблемами. Так надо помочь ему, принять на себя груз ответственности за будущее России…

– А какая тебе, Анатоль, от всего этого выгода? – поинтересовался Романов.

– Абсолютно никакой, – спокойно ответил Теплицкий. – Пусть это звучит несколько высокопарно, но для меня интересы государства намного дороже личных выгод. Социалисты мечтают уничтожить мой дом, мою России, а я обязан ее спасти. В этом, наверное, и заключается мой интерес.

Молодые люди прошли немного, свернули с Итальянской на Садовую, остановились на углу. Романов достал еще одну сигарку, закурил.