— Фамилию приятеля назови к которому ходил. И адрес, — приказал Иванов.

— Толоконников Иван Иваныч. Большая Дворянская, дом шесть, в бельэтаже.

Гаевский быстро чиркнул услышанное в маленькую книжицу.

— Итак, в промежутке с восьми часов утра до, скажем, без четверти одиннадцать ты барина не видел и видеть не мог… — подвёл итог Иванов.

— Конечно, не видел! — с готовностью согласился Прохор. — Я же говорю… — и он ещё раз взялся рассказывать свою историю про записку, но Гаевский его остановил:

— Не трынди, Прохор, хватит. Много текста!

Сыщики переглянулись.

— Вот что, Прохор, — рассудил Агафон Иванов, — ступай — ка домой, мы подойдём минут через пять, с барынькой этой поговорить. На тебя мы ссылаться не будем, на сей счёт не беспокойся. Сделай вид, будто нас не знаешь, и мы тебе подыграем.

— А как же меня… в Кемь? в Олонец? — задал беспокоивший его всё это время вопрос лакей.

— Ладно, высылать не будем, коли помог Сыскной полиции. Так что живи в столице, — милостиво разрешил Иванов.

Оставшись вдвоём, сыщики быстро перекинулись умозаключениями. Сошлись на том, что у Дмитрия Мелешевича был мотив для совершения преступления, и не было alibi. И если в десять часов десять минут он действительно покинул квартиру убитой им матери, то за тридцать пять — сорок минут вполне мог успеть добраться до своего дома на спором извозчике и встретить лакея одетым, готовым к завтраку.

— Бабенка эта, что живёт в квартире Мелешевича, подтвердит что хочешь, — резюмировал Гаевский. — Да только можно ли ей верить?

— Её в любом случае пощупать надо. Что Путилину скажем? Были, дескать, в доме, а сожительницу не раскололи? Он нас с перьями съест.

— Ну, тогда зови квартального и пошли в квартиру. Глядишь, сегодня и дело закроем.

Вместе с квартальным сыщики поднялись по ухоженной гранитной парадной лестнице в бельэтах. Массивная резная дверь и латунная вращающаяся ручка дверного звонка выглядели в высшей степени респектабельно. На трель колокольчика с заговорщическим видом выскочил всё тот же Прохор Ипатов, с которым сыщики простились лишь несколько минут назад.

— Дома ли… гостья барина? — нарочито громко спросил Иванов. — Доложите, что из сыскной полиции явились.

Ипатов распахнул пошире дверь:

— Сей момент, господа полиицейские. Сейчас приглашу.

Все трое со спокойной уверенностью вошли в переднюю, Гаевский бесцеремонно снял плащ и пошёл было вглубь квартиры, но неожиданно столкнулся в дверях комнаты с молодой женщиной в весьма соблазнительном пеньюаре и атласных тапочках с меховой опушкой на босу ногу. Волосы её ещё не были уложены и распущенными локонами выбивались из — под ночного чепца. В высшей степени миловидная обладательница пеньюара держала в одной руке кофейную чашку, а в другой мармеладную конфету, которую тут же сунула в рот. С искренним удивлением уставясь на вошедших, она бессловесно перевела взгляд на лакея, потом спросила:

— А кто это?

— Мы агенты столичной Сыскной полиции, — сухо сказал Гаевский, недображелательно всматриваясь в юное лицо, свежее и розовое после сна. — С нами, как видите, квартальный надзиратель.

Несмотря на неприязненный тон, Владислав не без внутреннего удовлетворения отметил, что вкус Дмитрия Мелешевича был весьма неплох. Гаевский любил работать с красивыми женщинами куда более, чем с некрасивыми. В этом его отношении не было вовсе никакого эротизма — оно основывалось на том широко известном мужчинам наблюдении, что красивые женщины очень восприимчивы к оценкам окружающих, а опытный сыщик всегда сумеет сыграть на такой непростительной слабости.

— А Дмитрия Николаевича нет дома, уже на службу уехал, — растерялась женщина.

— Вообще — то он в отпуске, — сухо поправил её Владислав. — Но вы, подозреваю, этого даже не знали. Но мы, собственно, не к нему, а к вам.

— Ко мне?

— Вот именно. Извольте предъявить паспорт и объяснить полицейским властям, почему вы проживаете здесь без надлежащей регистрации.

Барышня удивленно подняла брови, отступила в комнату:

— Я… моя фамилия Шапошникова. Елизавета Андреевна. А вот паспорт… паспорт сейчас отыщу.

Она выскользнула в смежную комнату, а полицейские, пользуясь её отсутствием, разбрелись и спокойно осмотрелись. Квартира, по всему видать, была не из дешёвых. Помимо удачного местоположения на 3–й линии Васильевского острова, что само по себе играло не последнюю роль, здесь были прекрасные элементы внутреннего декора: отличная лепнина по потолкам и стенам, в гостиной был виден изящный камин с большим зеркалом над ним, огроные окна, дававшие много света. Но самым замечательным украшением квартиры являлся эркер с двумя пальмами в кадках, рядом с которыми расположилась широченная оттоманка — диван без спинки — с десятком шёлковых подушечек. Так и хотелось на неё завалиться… Да, обитатель этой картиры любил удовольствия и вряд ли в чём себе отказывал.