Шрифт:
— Он тебе этого не говорил? — неумолимо продолжал светловолосый человек в кожаном пальто. — Очевидно, нет. Он не мог… — Эти слова сопровождались гримасой фальшивого сочувствия. — Мы нашли его, представь себе, с помощью одного его бывшего дружка. С наркоманами всегда так: пообещай им дозу, и они тебе хоть луну с неба достанут.
«Не слушать его… даже если он… говорит правду… правду, которую ты ни в коем случае не хочешь знать…»
— Парень оказался упорным… Как бишь его звали?.. Ах да, Фабиан… Так вот, Фабиан-наркоман не сломался. А ведь мы применили к нему все средства… слышишь, Шарли, все… — почти прошипел он. Его аристократический лоск таял на глазах. — Но он нам так и не сказал, где ты скрываешься. В конце концов, пришлось от него избавиться…
Шарли почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она напрягла все силы, чтобы не рухнуть в обморок прямо сейчас, но откровения Жозефа… или Жильбера потрясли ее до глубины души. Значит, Фабиан не оставил их — ее и ребенка, которому предстояло появиться на свет. Он попал в ловушку! Он отдал свою жизнь ради них обоих!
Ей хотелось зарыдать от облегчения, от отчаяния, от ярости. Излить ту ненависть, которая внезапно изо всех сил стиснула ей горло, на человека, который много лет их разыскивал, на человека, чьи действия в каком-то смысле обусловили ее жизнь.
Это все ради Давида. Точнее, из-за него. Он всему причиной.
Словно прочитав ее мысли, Жозеф недобро улыбнулся:
— Где он?
Она беспомощно взглянула на Джорди, но тот ничем не мог ей помочь: гигант, стоявший позади него, уткнул ему в спину дуло пистолета.
— Его здесь нет… — наконец произнесла Шарли, слыша себя словно со стороны. — Он ушел погулять… наверно, играет где-нибудь в лесу…
Снова улыбка.
— Ты врешь, Шарли. Но это обычное дело для наркоманов, они всегда врут. Только это они и умеют. Разумеется, он здесь. Снаружи нет никаких детских следов. Так где же он?
В комнате, обшитой деревянными панелями, повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине.
— Давид! — позвал бывший санитар. — Спускайся!
Прошло несколько секунд. Ни звука.
— Давид, твоя мама с нами, и если ты не спустишься, с ней случится что-то очень нехорошее! Ты же не захочешь…
— Давид, — закричала Шарли, — не спускайся, звони в поли…
Она не ожидала пощечины и не успела отстраниться, но у этого человека явно не было практики Сержа, поэтому она устояла на ногах. Лишь слегка пошатнулась, мельком увидев, что Джорди попытался оттолкнуть гиганта, но безуспешно. Потом снова выпрямилась и повернулась лицом к своему мучителю.
«Ему это нравится…» — подумала она. Она слишком хорошо знала этот блеск в глазах, чтобы ошибиться: такой же она часто видела раньше в глазах Сержа. Этим человеком владел тот же демон.
«Нет… еще более страшный…»
— Если скажешь еще хоть слово, я тебя прикончу! А перед этим я покажу тебе вот на этом типе, как именно умер тот паршивый наркоман, с которым ты сбежала из клиники! Для мальчишки это все равно ничего не изменит!
Утонченный акцент полностью исчез, сменившись обычным, даже вульгарным выговором.
Человек снова позвал:
— Давид, хватит уже! Спускайся! Иначе я сам за тобой приду! И уж поверь, лучше тебе спуститься!
Тишина. Краем глаза Шарли заметила, что Джорди внимательно обводит взглядом комнату, словно обдумывая какой-то маневр.
Сверху донесся слабый шум. Шарли подняла глаза и вздрогнула.
«Нет!»
Маленькая фигурка отделилась от одной из деревянных колонн верхней галереи.
«Нет, нет, нет!»
— Давид, мы тебя ждем…
Фигурка достигла верхней лестничной площадки и двинулась вниз. Снова замерла.
Сердце Шарли сжалось от тревоги и ужаса, когда она различила искаженное судорогой лицо сына, его расширенные глаза… Казалось, он испытывал страшную боль.
— Ну вот и ты, — сказал светловолосый человек и закусил губы, словно сдерживая готовые вырваться слова «мелкий паршивец» или что-то в этом роде.
Он молчал — очевидно, чтобы не напугать Давида раньше времени, — но исходящая от него враждебная сила была почти физически ощутима.
— Спускайся, Давид, мы все тебя ждем…
Ступенька, другая, третья, четвертая… Движения Давида были механическими, словно у заведенной игрушки.
— Давид, нет!..
— Заткнись!
На сей раз пощечина была оглушительной, и Шарли рухнула на пол.
Гнев и ненависть, затопившие все ее существо, были стократ сильнее тех, что она когда-либо испытывала к Сержу. Она не чувствовала боли от удара, не замечала, что из носа идет кровь, а зуб — все тот же самый многострадальный зуб — словно пронизывают десятки острых иголок. Не видела, как Джорди снова попытался освободиться, не слышала ворчания гиганта: «Стой смирно, сучий потрох!», сопровожденного тяжелым ударом в спину пленника…