Это верно. Но ведь и Степан справился. Частью сам, частью — с помощью Марии. Нет-нет-нет, говорила Мария, я дома не работаю. Пусть приходит в центр психологической помощи и записывается на приём к Белозёровой Марии Александровне. Смейтесь, смейтесь! Так гораздо лучше помогает. Не верите — проверьте сами. И ведь помогало. Только сам Николаев не ходил к ней на приём, остальные все ходили. Все до одного. Ты не ходи, попросила Мария. Ты мне нравишься какой есть. И недостатки очень милые, ведь нужен же повод поворчать, верно? Тем более вас, мужиков, всё равно не приучить класть всё на место и находить с первого раза. А пыль и грязь замечаете, только когда начинаете о них спотыкаться. Не приходи ко мне туда, понял? Если что, я тебя тут буду дрессировать, на месте.

Второй день на "новом месте" прошёл не менее интересно. Николаев побывал по всем адресам, по которым жила команда, и тоже: находил не то что двойников, но людей, отчасти похожих, и порой даже с теми же именами. Нашлась "здешняя" Мария — на вид похожая, но Николаев поспешил распрощаться, не хотелось лишний раз всё бередить. И остальные нашлись, все до одного. Что это значит?

Предвестники не обнаруживались, и Николаев стал готовиться к самым неприятным вариантам. Хотя к такому никогда не бываешь готов по-настоящему. Но не забыл купить новые батарейки для бластера, заменить и в нём самом, и в "тайнике" в кобуре. Там хватает на сто выстрелов, или на пятьдесят "облаков". И то, и другое — внушительный боекомплект. А насколько хватает диска, Мария не уточняла. Говорила только, что они силы отнимают — устаёшь жутко, словно тяжёлые мешки ворочаешь. Видимо, это и есть ограничение.

У Фёдора, похоже, у единственного не было особого предмета, который годился бы как оружие. Очки помогали стать незаметным для противника, а паяльник, увы, был совершенно мирным орудием: когда "включался", мог починить что угодно, хватало одного прикосновения жалом. Но это не помешало Фёдору в его первый конец света спасти почти пятьдесят человек. В основном, конечно, благодаря неприметности. Но и паяльник сгодился, причём случайно — уронил его на пол автобуса, в котором укрывались, и двигатель того неожиданно заработал.

Далее в дневнике Аввакума нашлось и описание пришельцев, в зеркальных шлемах. Аввакум писал о них исключительно в единственном числе, как будто пришелец был только один. И называл его не пришельцем, а смотрителем. Странно. Лабиринт, говорил Аввакум, тянется куда хватает взора. Но если пройти тридцать вёрст от выхода в долину, лабиринт становится небезопасным. Что именно он имел в виду — не понять, говорилось только: едва заметите чёрные знаки, кресты и стрелы, немедля поворачивайте. Не применяйте оружия. И не шумите. Там нельзя шуметь. На плане были указаны площади, где в фонтанах была пригодная для питья вода. А питался Аввакум плодами, которые вырастали в долине — там каждые два дня менялись сезоны, и за полдня созревало много разных плодов, от малины до яблок. Десять лет на одной вегетарианской пище? Вот уж точно, испытание.

Смотритель, значит. Мы только приблизились к пониманию, понял Николаев. А Аввакум, когда понял, что его не пропустили, не пал духом, а принялся тщательно изучать это странное место. Регулярно виделся со смотрителем — и, похоже, узнавал от того что-то, пусть даже беседы были не очень вразумительными. Но почему "смотритель", их же были тысячи! А потом Николаев вспомнил, как двенадцать их слились в одного и снова задумался. А зачем тогда они пришли туда, в кинотеатр? Ведь Винни-Пух счёл их врагами, а значит — хотели зла, так, как понимали это Дарья и прочие. Непонятно. Но вот много ли найдётся таких, как Аввакум, чтобы в любой ситуации накапливать знания, делиться ими и сохранять оптимизм. Жаль, что и он ушёл, подумал Николаев. Определённо, с ним было бы интересно поговорить.

Что ж, он подал хороший пример. Что бы ни было, буду двигаться дальше, помогать, кому сумею, собирать знания. Чёрт, поговорить бы с тем смотрителем! Он охраняет выход из Чистилища для людей, а есть ли подобное Чистилище для него самого? Или он, действительно, уникален во всех смыслах? Вопросы, вопросы. Но так приятно, когда есть что-то, что очень хочется понять!

Бластер стал настоящим в ночь на третий день. Николаев уже был готов. и опять же — собрался не впопыхах, всё сложил, убрал, выключил все электроприборы и захлопнул за собой дверь, оставив ключ на той же полке, где увидел документы хозяев.

А на улице было мирно и спокойно. И не было людей. И постепенно пропадали животные, птицы и насекомые. Прямо как в те, предпоследние, концы света. Николаев долго бродил по пустому городу, прежде чем до него дошло, что это вовсе не Новосибирск: город был сплавом нескольких городов. Он побывал и в парке, в котором отбивался, с тремя дамами, от зомби. Он побывал на стадионе, на который в Омске ходил с парнями. И многие другие места. Как он мог не заметить, что это сплав городов? Или сплав случился, только когда включились предметы?

И нашлась школа. Та, или такая же, в которую его привёл Петрович в первый раз. Николаев шёл по пустым коридорам, и мерещились голоса, и вспоминалось всё, что было здесь.

В учительской, казалось, только что были люди. Ему даже показалось, что на столе лежит та чёрная повязка поверх волос, которая всегда возникала у Марии после переноса. Она всегда оставляла её за собой — привычка, говорит, на удачу. Но это оказалось всего лишь чёрное пятно — чернила пролили, что ли?

В кабинете физики тоже было, как тогда: стулья и парты у стен, и есть двенадцать зеркал. И тут Николаев задержался. Зеркала потемнели… и ничего более не случилось. Трогать их, пока они не открыли проходы, опасно, пояснял Фёдор. Непонятно, что там происходит, но если в зеркала посмотрело меньше одиннадцати человек, дотронуться до поверхности пальцем означает, как минимум, обжечь палец.