Шрифт:
Негина (сквозь слезы).Встаньте, Мартын Прокофьич, встаньте!
Великатов. Довольно, Мартын Прокофьич! Вы расстроиваете Александру Николавну!
Нароков. Да; довольно! (Встает делает несколько шагов к стеклянной двери и останавливается.)
В дверях из другой залы появляются обер-кондуктор, прислуга и несколько пассажиров.
Не горе и слезы, Не тяжкие сны, А счастия розы Тебе суждены. Те розы прекрасны, То рая цветы. И, верь, не напрасны Поэта мечты. Но в радостях света, В счастливые дни, Страдальца поэта И ты вспомяни!(Отходит к самой двери.)
Судьбою всевластной Нещадно гоним, Он счастлив, несчастный, Лишь счастьем твоим.(Идет к дверям.)
Великатов и Негина. Мартын Прокофьич, Мартын Прокофьич!
Нароков. Нет, довольно, довольно, больше не могу. (Уходит.)
Негина (знаком подзывает обер-кондуктора).Скажите, что пора ехать! Прошу вас.
Обер-кондуктор (взглянув на часы).Еще немножко рано, а впрочем, как вам угодно. Господа, не угодно ли в вагоны садиться?
Домна Пантелевна. Ах, пустите меня вперед, господа! пустите, а то не поспею.
Обер-кондуктор. Пожалуйте направо, в последний вагон!
Уходят Домна Пантелевна, за ней обер-кондуктор, Негина, Смельская и Великатов, за ними Дулебов и Бакин. Негина скоро возвращается.
Мелузов, Негина, потом Великатов и обер-кондуктор.
Негина. Ну, Петя, прощай! судьба моя решена.
Мелузов. Как? Что? Что ты?
Негина. Я не твоя, мой милый! Нельзя, Петя.
Мелузов. Чья же ты?
Негина. Ну, что тебе знать! Все равно тебе. Так надо, Петя. Я долго думала, мы обе с маменькой думали… Ты хороший человек, очень хороший! Все, что ты говорил, правда, все это правда; а нельзя… Уж сколько я плакала, сколько себя бранила… Ты этого не понимаешь. Вот видишь ты; уж всегда так, уж так заведено, уж ведь… ну… все так; что ж, вдруг я одна… это даже смешно.
Мелузов. Смешно? Неужели смешно?
Негина. Да, конечно. Все правда, все правда, что ты говорил, так и надо жить всем, так и надо… А если талант… если у меня впереди слава? Что ж мне, отказаться, а? А потом жалеть, убиваться всю жизнь… Если я родилась актрисой?..
Мелузов. Что ты, что ты, Саша! разве талант и разврат нераздельны?
Негина. Да нет, не разврат! Ах, какой ты! (Плачет.)Ты ничего не понимаешь… и не хочешь меня понять. Ведь я актриса; а ведь, по-твоему, нужно быть мне героиней какой-то. Да разве всякая женщина может быть героиней? Я актриса… Если б я и вышла за тебя замуж, я бы скоро бросила тебя и ушла на сцену, хотя за маленькое жалованье, да только бы на сцене быть. Разве я могу без театра жить?
Мелузов. Это для меня новость, Саша.
Негина. Новость! Потому и новость, что ты до сих пор души моей не знал. Ты думал, что я могу быть героиней; а я не могу… да и не хочу. Что ж мне быть укором для других? Вы, мол, вот какие, а я вот какая… честная!.. Да другая, может быть, и не виновата совсем; мало ль какие обстоятельства, ты сам посуди: или родные… или там обманом каким… А я буду укорять? Да сохрани меня господи!
Мелузов. Саша, Саша, да разве честная жизнь укор для других? Честная жизнь — хороший пример для подражания.
Негина. Ну, вот видишь ты; значит, я глупа, значит, ничего не понимаю… А мы с маменькой так рассудили… мы поплакали, да и рассудили… А ты хочешь, чтоб я была героиней. Нет, уж мне куда же бороться… Какие мои силы! А все, что ты говорил, правда. Я никогда тебя не забуду.
Мелузов. Не забудешь? И за то спасибо!
Негина. Это были лучшие дни в моей жизни, уж у меня больше таких не будет. Прощай, милый!
Мелузов. Прощай, Саша!
Негина. Я как сбиралась, все плакала о тебе. На вот! (Достает из дорожной сумки волосы, завернутые в бумажку.)Я у себя отрезала полкосы для тебя. Возьми на память!
Мелузов (кладет в карман).Благодарю, Саша.
Негина. Если хочешь, я еще отрежу, хоть сейчас. (Достает из сумки ножницы.)На, отрежь сам!
Мелузов. Не надо, не надо.
Великатов отворяет дверь.