Окоемов. Благодарен вам, очень благодарен. Сию минуту доставлю, они у меня на столе. (Уходит в кабинет.)

Зоя. Вы долго здесь пробудете?

Лотохин. Да вот только устрою делишки.

Зоя. Надеюсь, вы не в последний раз у нас.

Лотохин. Конечно, куда же мне здесь деться? Я никого не знаю. Да и вы, вероятно, не откажетесь посетить меня?

Зоя. Завтра же заедем с мужем.

Входит Окоемов и подает пакет Лотохину.

Окоемов. Тут все, что нужно. Позвольте, я только возьму доверенность.

Лотохин. Да на что она вам? Мне она нужнее, я велю с нее снять копию. Я так облуплю яичко, что вам останется только в рот положить. В деньгах задержки не будет; мне купчую в руки, а вам деньги, все до одной копеечки.

Окоемов. А как вы думаете, скоро эта процедура может кончиться?

Лотохин. Дня в три, в четыре, не больше.

Зоя. Приезжайте обедать к нам. Когда вам угодно.

Окоемов и Зоя.

Зоя (с лаской). Как я рада, что хоть это дело так хорошо устроилось. Ты так хлопочешь, так беспокоишься, мой милый! Ездил по делам в Москву, прожил там больше месяца, без меня. Я уж не говорю про себя, я для тебя все перенести готова; но как тебе-то, я думаю, было скучно без меня.

Окоемов. Да, милая Зоя, имение мы продадим, с этой стороны я покоен; но этого мало, и заботы у меня все-таки остаются.

Зоя. Какие же заботы, мой друг?

Окоемов. Зоя, я заранее прошу твоего извинения; я скажу тебе много неприятного для тебя и неожиданного; я во многом должен буду признаться перед тобой.

Зоя. Ах, мой друг, только будь откровенен, я заранее тебя во всем извиняю.

Окоемов. Зоя, я много должен.

Зоя. Только-то? Это еще беда небольшая. Заплатим; ну, в крайнем случае продадим все, будем жить бедно, будем работать. Я для тебя на все готова. Я умею вязать, умею вышивать, вот посмотри. (Показывает работу.)

Окоемов. Все это вздор! Перестань ребячиться. Наступает время, когда ты должна взглянуть на жизнь серьезно. Я попал в такие тиски, что всего твоего состояния мало, чтобы выручить меня. Потом, я не могу жить в бедности, да и ты не можешь; это пустые мечты.

Зоя. Милый, что же делать? Ну, ведь есть же какое-нибудь средство, есть же?

Окоемов. Одно.

Зоя (дрожа). Какое, какое?

Окоемов. Нам нужно разойтись.

Зоя. Как «разойтись»? Что это? Я не понимаю.

Окоемов. Развод, Зоя…

Зоя. Ты шутишь, ты шутишь надо мной? Ну, скажи, милый, ты шутишь?

Окоемов. Не до шуток мне, Зоя; дело серьезное.

Зоя (бросаясь к мужу и обнимая его). Нет, нет, не отдам… умру, умру, а не отдам тебя. Не мучь меня! Я умираю, у меня захватывает дыхание. Милый мой, милый мой! Нет, нет, это невозможно.

Окоемов. Успокойся, Зоя, будь благоразумнее! Никто меня не отнимает у тебя.

Зоя. Так говори, говори! Что ж это? Я ничего не понимаю.

Окоемов. Мы с тобой не расстанемся, мы только разведемся формальным образом.

Зоя (хватаясь за голову, садится). Как… зачем… что же будет?

Окоемов. Слушай, Зоя: я уж разорил тебя; весь твой капитал пошел на уплату моих долгов; часть денег, которые получим за имение, пойдет туда же. Что у нас останется? Разве могу я простить себе, что довел тебя До нищеты? Я должен загладить свою вину и во что бы то ни стало возвратить тебе состояние.

Зоя. Но как же это ты сделаешь?

Окоемов. Я пойду на все, даже на преступление.

Зоя. Это страшно! не говори так! Ах, прошу тебя, не говори!

Окоемов. Другие умом, оборотливостью, талантом зарабатывают себе состояние; а у меня этого нет. У меня только одно достоинство: красивая наружность, я нравлюсь женщинам; этим я и хочу воспользоваться.

Зоя. Ах, что ты говоришь! Аполлон! пожалей меня!