Кручинина. Спрашивайте!

Муров. Вы Любовь Ивановна Отрадина?

Кручинина. Да, я Любовь Ивановна Отрадина.

Муров. Но откуда вы явились, где вы были до сих пор, что делали, как поживали?

Кручинина. Я так полагаю, что вам этого ничего знать не нужно; потому что до вас это нисколько не касается.

Муров. Но откуда ж у вас это имя? Зачем вы явились сюда под чужой фамилией?

Кручинина. Я поступила на сцену, начала новую жизнь, потому и переменила фамилию; это обыкновенно так делается. Я взяла имя и фамилию моей матери. Вы кончили ваши вопросы?

Муров. Вы желаете поскорей отделаться от меня, прекратить разговор и указать мне дверь.

Кручинина. Нет, я жду, когда вы кончите спрашивать.

Муров. Я кончил.

Кручинина. Ну, теперь я вас спрошу. Где мой сын, что вы с ним сделали?

Муров. Да ведь уж я вам писал, что он умер. Разве вы моего письма не получили?

Кручинина. Нет, получила, но вы меня обманули. Он выздоровел, и когда вы мне писали об его смерти, он был жив.

Муров. Если вы это знали, отчего вы не приехали и не взяли его?

Кручинина. Я узнала только вчера. А тогда я не могла приехать, я была очень больна: меня увезли полумертвую. Вы это знали хорошо. Зачем вы меня обманули?

Муров. Один поступок всегда влечет за собой другой. Я боялся, что вы вернетесь, пойдет разговор, может дойти до моей жены и на первых порах рассорит нас.

Кручинина. Ну, это все равно; дело кончено. Куда вы дели моего ребенка? Говорите только правду, я сама кой-что знаю.

Муров. Мы нашли очень хороших, достаточных людей; я им передал сына своими руками и, отдавая, надел тот медальон, который вы мне оставили.

Кручинина. Так он цел, он у него? Там его золотые волосы, там я и записку положила.

Муров. Какую записку?

Кручинина. Так, маленькую. Я записала день его рождения.

Муров. И больше ничего?

Кручинина. Уж теперь не помню.

Муров. Я этого не знал; я думал, что это так, золотая безделушка, не представляющая никакого документа. Ну, да это все равно. Добрые люди обещали мне никогда не снимать с него медальона. Они, вероятно, считали его за какой-нибудь талисман или амулет, имеющий таинственную силу, или за ладанку, которую надевают детям от грыжи.

Кручинина. Что же дальше?

Муров. Они его растили, учили, воспитывали, а сами богатели. Расширили свою торговлю, завели в нескольких губернских городах большие магазины, выстроили себе большой дом, уж не помню хорошенько где — в Сызрани, в Ирбите или в Самаре; нет, кажется, в Таганроге, и переехали туда на житье.

Кручинина. Давно ли это было?

Муров. Лет восемь тому назад.

Кручинина. А потом вы имели о нем сведения?

Муров. Нет. Они просили меня прекратить все сношения с ними. Мы, дескать, воспитали его, он носит нашу фамилию и будет нашим наследником, так уж оставьте нас в покое. Да и в самом деле, если рассуждать здраво, чего лучше можно ожидать для ребенка без имени. Я мог вполне успокоиться; его участь завидная.

Кручинина. Фамилия этого купца?

Муров. Я уж забыл. Не то Иванов, не то Перекусихин; что-то среднее между Ивановым и Перекусихиным, кажется, Подтоварников. Если вам угодно, я могу собрать справки. Сегодня же я увижу одного приезжего, который знает всех купцов во всех низовых городах, и сегодня же передам вам. Ведь вы будете у Нила Стратоныча?

Кручинина. Да, буду.

Муров. Можно сказать вам еще несколько слов, вы позволите?

Кручинина. Говорите!

Муров. За огорчение, которое я вам причинил, я был наказан жестоко: покойная жена моя сумела из моей жизни сделать непрерывную пытку. Но я все-таки не помяну ее дурным словом; это наказание я заслужил, и притом же она оставила мне огромное состояние. После моей безотрадной жизни, когда я опять увидел вас, старая страсть запылала во мне. Я ведь не юноша, не преувеличиваю своих чувств и научился взвешивать выражения; если я говорю, что запылала, так, значит, действительно запылала, и другого слова для выражения моего чувства нет. Тут только я понял, какое счастие я потерял; это счастие так велико, что я не остановлюсь ни перед какими жертвами, чтоб возвратить его. Вы победили меня, разбили окончательно. Я прошу пощады, прошу мира. Заключимте мир! Я побежденный, вы имеете право диктовать мне условия; я приму их с покорностью, беспрекословно.