Кожа у красавицы была как у фарфоровой куклы, кудрявые волосы цвета красного дерева украшали бриллианты, лицо сохраняло выражение невинности, если бы не озорство в зеленых кошачьих глазах. Ее платье было творением художника. Сшитое из тонкой золотистой ткани, оно, казалось, стекало с лифа, открывавшего на пределе допустимого высокие белые груди и шею, укутанную в бриллианты.

— Я заметила, как внимательно вы наблюдали за происходящим, — сказала красавица, лениво помахивая затейливо разрисованным веером. — И умираю от желания узнать, что вы об этом думаете.

— Думаю? — машинально повторила Оливия. — Ничего не думаю. Компаньонкам не столько платят, чтобы они еще и думали.

Леди издала тактичный смешок.

— Если бы вы делали только то, за что вам платят, вряд ли продвинулись бы дальше гостиной.

— На самом деле до задней комнаты. Ближе к лестнице для слуг.

Оливия отдавала себе отчет, что ведет себя безрассудно.

Ее все еще могли опознать — одного только удивленного возгласа узнавания было бы достаточно, чтобы погубить ее, — но как приятно было улыбаться.

Ее новая знакомая рассмеялась:

— Я знала, что вы мне понравитесь. Кому же повезло иметь такую компаньонку, позвольте узнать?

— Миссис Боттомли и ее трем дочерям. — Оливия показала на группу женщин. — Они посчитали, что сезон в Брюсселе может оказаться… удачным.

Красавица повернулась, чтобы лучше рассмотреть невысокую матрону в платье цвета зеленого гороха и в павлиньих перьях, ударяющую веером по руке неподатливого мистера Хиллиарда на глазах трех ее копий помоложе.

— Вы имеете в виду эту стайку голодных ворон, набросившихся на моего бедного Диккана? Непостижимо, как она вообще ухитрилась получить приглашение?

— О, для этого потребовалась хорошо рассчитанная прогулка по Алле-Верде и еще более точно рассчитанная подвернувшаяся лодыжка, которая вынудила герцогиню Ричмонд посадить миссис Боттомли в свою карету и выслушать ее стенания относительно того, как трудно получить приглашения на сегодняшний вечер.

— Но как же вы? — потребовала ответа красавица. — Вы заслуживаете большего, чем прислуживать этой самоуверенной выскочке.

Оливия улыбнулась:

— Я обнаружила, что жизнь редко принимает во внимание то, чего мы заслуживаем.

На какой-то миг выражение лица красавицы сделалось непривычно задумчивым. Но она тут же оживилась.

— В этом есть и хорошая сторона, — сказана она, похлопывая веером по руке Оливии. — Если бы эта ужасная женщина сбежала из Брюсселя, как другие, испугавшиеся сражения, я никогда бы не встретила вас.

— Конечно же, не встретили бы. В Лондоне мы бы точно не встретились. Даже миссис Боттомли не посмела бы пытаться подняться так высоко.

Живые глаза женщины уставились на Оливию.

— А как вы узнали это?

Оливия безмятежно улыбнулась:

— Ваши драгоценности настоящие.

Ее собеседница от удивления громко засмеялась, на них стали оглядываться. Оливия заметила это и инстинктивно пригнулась.

Вдруг ее собеседница привстала с места.

— Грейс? — позвала она, помахав веером. — Я здесь!

Оливия увидела, как к ним повернулась и заулыбалась высокая бледная рыжеволосая женщина. Она была в платье того же практичного серого цвета, что и Оливия, хотя и из лучшей материи. Возможно, из тафты, и серая материя убивала те немногие краски, которые присутствовали на простом лице молодой женщины.

Когда она двинулась к ним, Оливия заметила, что бедняжка сильно хромает. Может быть, неумелый танцор наступил ей на ногу, подумала Оливия, и подвинулась, чтобы уступить ей место.

Сидящая рядом красавица спокойно удержала ее на месте.

— Грейс, дорогая, — весело заговорила она, продолжая держать руку на плече Оливии. — Что слышно?

Высокая рыжеволосая женщина неуверенной походкой дошла до них и опустилась в церемонном поклоне.

— Есть новость, ваша светлость. У Катр-Бра идет бой, это к югу от нас.

«Ваша светлость?» О Боже, встрепенулась Оливия, чувствуя, как кровь отлила от ее лица. Что она наделала?

Она стала искать глазами миссис Боттомли и ее дочерей, но вдруг все пространство перед ней заполнилось толпой. Вокруг беспорядочно задвигались офицеры. Молоденькие девицы ломали руки и переговаривались высокими, тревожными голосами. Веллингтон говорил с герцогом Ричмондом, и оба выглядели обеспокоенными.

Значит, началось. Великая битва, которую они давно ожидали, приблизилась. К своему ужасу, Оливия почувствовала нечто вроде облегчения. Она снова станет невидимкой.