– Помогу, Семен Маркович. А вы помогите найти адрес Оксаны.

– Дайте лист бумаги. Напишу записку в театр, нашему кадровику.

Выход из тюрьмы надолго запомнится Милану как самая яркая радость. Он наверняка знал, что его выпустят. Но червь сомнения так и ползал в голове. А вдруг кто-то перепутает и его схватят, запихнут в одиночку и оставят навсегда… Как графа Монте Кристо.

Возвращаясь от стариков Зыковых, они говорили о разных разностях. Молчать было невозможно. Это было бы слишком красноречиво. Но обсуждали всё, кроме темы Ольги и Арсения.

За метро Коньково Сытин свернул на боковую дорожку и припарковался у ресторанчика.

– Зайдем, Верочка? И поесть хочется, и напиться по полной программе.

– По полной – не надо. А стресс снять даже полезно.

– Именно так. Сама знаешь, что повод у меня сегодня есть.

Они пробыли в ресторане три часа, но больше ни о стрессе, ни о поводе не говорили. На втором часу сидения даже начали улыбаться и шутить, но полного веселья не получалось.

Машину пришлось оставить на стоянке. До дома Оксаны было всего триста метров.

Коньяк чуть поправил мозги Сытина. Что произошло такого, что заставляет менять планы? Ничего! Смерть Ольги перечеркнула все её измены. Она была его женой, и никто не имел права её убивать. Пусть она была плохой женой, но она еще и мать его детей.

Нет, планы не меняются! Найти убийцу, отомстить, а уж потом погоревать и забыть.

Но горевалось именно сейчас. И было страшно стыдно перед Верочкой… Но она молодец! Во взгляде столько доброты и нежности. Ни капли иронии или злорадства. За этот вечер она стала намного ближе, чем за все эти дни.

Когда-нибудь всё будет хорошо. А сейчас противно, больно и обидно. Нет, больно, потому что обидно. А обидно, потому что противно…

В квартире Оксаны не было, но на столе лежал сюрприз – записка. «Без Семена в театре полная свобода. Взяла отгулы и уехала на пару дней к маме в Дубну. С горячим приветом – Оксана».

Они не сразу осознали, что придется ночевать одним в пустой квартире. Правда – такое не в первый раз. Они уже спали рядышком. Тогда в театре, в костюмерной, завернувшись в тонкие шубы Дедов Морозов. А еще на даче, после налета и пожара. Но тогда они спали в разных комнатах.

Здесь тоже была вторая комната и можно кому-то лечь на диванчик Оксаны. Но как-то неудобно без разрешения хозяйки.

Возможно, Алексей так и подумал или просто сделал это машинально. Но он бросил подушку на мягкий коврик между кроватью и окном, прихватил плед и лег на привычное место.

Верочка легла на широченную кровать над Сытиным.

Через минуту они уже спали. Оно и понятно – усталость и легкий хмель от ресторанного ужина, а еще и желание отключиться от перегрузок трудного дня. Чтоб трансформаторы не погорели!

Сытин проснулся посреди ночи. Ближе к утру, к рассвету, когда темное небо над городом начинает светлеть и совсем исчезают редкие звезды.

Его разбудило странное чувство. Ему почудилось, что кто-то касается его лица. Не трогает, не гладит, а легко проводит рукой вдоль лба, виска, щеки. И такое тепло идет от этой ладони, такая энергия. Что-то радостное – или карма чистится, или аура заряжается!

Когда он открыл глаза, то на секунду испугался. В утреннем полумраке над ним нависла чья-то рука. Чья? Угадай с трех раз!

Сытин понял все сразу. Во сне Верочка повернулась, оказалась у края кровати, и рука повисла за борт. Никаких экстрасенсов с их энергетикой!

Он с нежностью посмотрел на безвольную маленькую ладошку. Он же видел её сотни раз! Видел на самом ярком свету. И только сейчас понял, что она теплая, мягкая, ласковая. Она – женственная!

Свисающая рука совсем не мешала Алексею. Он только чуть подвинулся к окну, повернулся на левый бок и попытался заснуть. Не получилось!

Через двадцать минут он осознал, что чувствует руку Верочки затылком. Ощущает и тепло, и энергетику. Какой уж тут сон! Одна маета… А утром гнать машину в Коломну, к домику на Оке, к детям.

Сытин выполз из-под руки и встал… Теперь он видел не только ладонь, а все её тело. Верочка спала свободно, не свернувшись калачиком, а занимая всю кровать, раскинув по ней руки, ноги, волосы. И она вся казалась такой теплой, мягкой, ласковой. Такой женственной!

Он наклонился, чуть поправил подушку и развернул скомканную простыню. Но её рука так и висела над ковриком. Нельзя было ничего изменить, не дотронувшись до неё.

Алексей обошел кровать, наклонился ещё ниже и поднес руку к её плечу. Верочка зашевелилась, перевернулась на спину, протянула вперед руки и, не открывая глаз, что-то невнятно зашептала. Он прислушался к сонному монологу, но разобрал только призывную фразу – «Иди ко мне».