Никто не хотел брать ее на работу. Ни одна компания не относилась к ней серьезно, поэтому она устроилась на механический завод, где пыталась немного заработать, так чтобы им двоим хватало на жизнь. От нее всегда пахло машинным маслом, а когда она говорила с Лео, то постоянно переходила с испанского на английский и наоборот, используя их как дополнение друг к другу. Лео потребовалось несколько лет, чтобы понять, что не все люди говорят так. Она даже научила его азбуке Морзе — это было что-то вроде игры, и они могли, перестукиваясь из разных комнат, разговаривать друг с другом: «Я тебя люблю. Ты в порядке?» Ну и всякие такие не очень сложные вещи.

«Меня не интересует, что там говорит Каллида, — сказала ему мать. — Меня не интересуют ни судьба, ни парки. Ты для этого слишком мал. Ты все еще мой малыш».

Она осмотрела его руки в поисках ожогов, но никаких ожогов, конечно, не было. «Лео, послушай меня. Огонь — это инструмент, как любой другой, но опаснее, чем большинство из них. Ты не знаешь пределов своих возможностей. Пожалуйста, обещай мне: больше никакого огня, пока ты не встретишь своего отца. Настанет день, mijo, [19] и ты познакомишься с ним. Он тебе все объяснит».

Лео помнил эти слова с тех самых пор, как мог что-либо помнить. Когда-нибудь он познакомится со своим отцом. Мать не отвечала ни на какие вопросы об отце. Лео никогда его не видел. Даже фотографий его не видел, но она говорила об отце так, будто тот только что вышел в магазин за молоком и вот сейчас вернется. Лео старался верить ей. Настанет день, и все станет ясно.

Еще два-три года они были счастливы. Лео почти забыл о тиа Каллиде. Ему все еще снился летучий корабль, но другие странные события тоже казались похожими на сон.

Все рухнуло, когда ему было восемь. К тому времени он почти все время проводил на заводе с матерью. Он умел пользоваться инструментами. Он умел измерять и проводить расчеты лучше, чем многие взрослые. Он научился мыслить в трех измерениях, решать в уме технические задачи, как это делала его мать.

Как-то они задержались в цеху, потому что его мать заканчивала работу над буровым долотом, которое думала запатентовать. Если бы ей удалось продать это устройство, то их жизнь в корне изменилась бы. Наконец она позволила себе перерыв.

Пока она работала, Лео приносил ей поесть, шутил как-то по-дурацки, чтобы поднять ей настроение. Ему так нравилось, когда она смеялась его шуткам. Она улыбалась и говорила: «Твой отец гордился бы тобой, mijo. Скоро ты его увидишь. Точно».

Рабочее место матери находилось в самом конце цеха. Вечером там было страшновато, потому что, кроме них, там никого не осталось. Каждый звук эхом отдавался по помещению, но Лео было все равно — ведь он не один, с матерью. Если бы он тут заблудился, то они могли бы перестукиваться азбукой Морзе. Когда они заканчивали, им нужно было пройти через весь цех, миновать комнату для отдыха и, выйдя на парковку, запереть за собой дверь.

Тем вечером после окончания работы, когда они пришли в комнату отдыха, мать вдруг поняла, что оставила где-то ключи.

— Странно. — Она нахмурилась. — Я знаю, что они у меня были. Подожди здесь, mijo. Я вернусь через минутку.

Она еще раз улыбнулась — это была ее последняя улыбка — и направилась назад.

Не прошло и нескольких секунд со времени ее ухода, как внутренняя дверь захлопнулась. Потом щелкнул замок наружной двери.

— Мама? — Сердце Лео тревожно забилось.

Что-то тяжелое рухнуло внутри цеха. Он побежал к двери, но, как ни тянул ее, как ни колотил в нее ногами, она не открывалась.

— Мама! — Он в страхе принялся выстукивать послание по стене: — Ты в порядке?

— Она тебя не слышит, — раздался голос за его спиной.

Лео повернулся и увидел перед собой незнакомую женщину. Поначалу ему показалось, что это тиа Каллида. На ней были черные одежды, ее лицо закрывала вуаль.

— Тиа? — сказал он.

Женщина усмехнулась — неторопливый, тихий звук, словно она пребывала в полусонном состоянии.

— Я не твоя хранительница. Это всего лишь семейное сходство.

— Что… что вы хотите? Где моя мама?

— А… любишь мамочку. Очень хорошо. Но видишь ли, у меня тоже есть дети… и я знаю, что настанет день — и ты будешь сражаться с ними. Когда они попытаются разбудить меня, ты воспрепятствуешь им. Я не могу допустить этого.

— Я вас не знаю! Я не хочу ни с кем сражаться!

Она отрешенно, словно лунатик в трансе, произнесла:

— Умный выбор.

У Лео мурашки побежали по коже, когда он понял, что женщина практически спит. Ее глаза под вуалью были закрыты. Но было в ней и еще кое-что, более странное: ее одежда не из материи. Она была из земли — сухой черной земли, которая роилась и перемещалась вокруг нее. Ее бледное спящее лицо едва виднелось за занавесом пыли, и у него возникло жуткое впечатление, что она только что восстала из могилы. Если женщина спала, то Лео хотел, чтобы она так и оставалась спящей. Он знал, что если она проснется полностью, то станет еще страшнее.