Матрена. Ах ты, тварь ползущая! Смеешь ли ты так хозяйке?

Гаврило. Ведь это в вас невежество ваше так свирепствует.

Матрена. Молчи! Сейчас я тебя всех твоих прав решу.

Гаврило. Каких прав? У меня и нет никаких. А что мне молчать? Я по всему городу кричать буду, что вы над падчерицей тиранствуете. Вот вы и знайте! (Уходит.)

Входит Наркис.

Матрена и Наркис.

Матрена. Это ты, Наркис?

Наркис (грубо). Нет, не я.

Матрена. Как ты можешь со мной так неучтиво! Хозяйка желает с тобой нежно разговаривать, — есть ее такое теперь желание…

Наркис. Вообразите! И что еще будет?

Матрена. Ты, как есть, мужик неотесанный.

Наркис. И то мужик, я себя барином и не ставлю. Что ты меня из кучеров-то приказчиком произвела, экономом, — ты думаешь, что я сейчас барином и стал для тебя, как же! Ты выправь мне такой лист, чтобы был я, как есть, природный дворянин, да тогда учтивости от меня и спрашивай.

Матрена. Что ты выдумываешь-то, чего невозможно!

Наркис. А невозможно, я и так живу. Как был невежа, облом и грубиян, так, значит, и остался. И ничего я об этом не беспокоюсь, потому что мне и так оченно хорошо.

Матрена. Что ты какой неласковый сегодня?

Наркис. А вот неласковый, так и неласковый.

Матрена. Да отчего?

Наркис. Так, ни от чего. Про разбойников много слышал.

Матрена. Про каких?

Наркис. Объявились в наших местах… человек полтораста. Шайками по лесам и по воде на лодках.

Матрена. Да врут, чай, поди.

Наркис. Кто их знает; может, и врут.

Матрена. Что ж, ты боишься, что ли?

Наркис. Ну, вот еще выдумала! Стану я бояться, очень нужно!

Матрена. Ты что вышел-то? Тебе не нужно ль чего?

Наркис. Да, мне теперича очень требуется…

Матрена. Чего?

Наркис. Денег.

Матрена. Каких денег, что ты!

Наркис. Таких денег, — обыкновенных, государственных, а ты думала, игрушечных? Так я не маленький, мне не играть ими. Тысячу рублей давай!

Матрена. Да опомнись ты! Давно ли…

Наркис. Оно точно, что недавно; только, коли я требоваю, так, стало быть, нужно. Потому как я в купцы выходить хочу вскорости и беспременно, так, значит, чтоб мне была тысяча рублей.

Матрена. Варвар ты, варвар!

Наркис. Это точно, я варвар; это ты правду. Жалости во мне на вас нет.

Матрена. Да ведь ты меня грабишь.

Наркис. А для чего ж мне тебя не грабить, коли я могу. Что же я теперича за дурак, что мне от своего счастья отказываться!

Матрена. Да, ненасытная твоя душа, ужли тебе мало еще?

Наркис. Мало не мало, а коли есть мое такое желание, так, значит, подавай: разговаривать нечего. Ежели да мне с тебя денег не брать, это будет довольно смешно.

Матрена. Ах ты… Боже мой милостивый… что мне с тобой делать!

Наркис. Уж теперь шабаш, ничего не поделаешь! Ты бы об этом прежде…

Матрена. Где ж я тебе денег возьму?

Наркис. А это не моего рассудка дело.

Матрена. Да подумай ты сам, дубовая башка, сам подумай!

Наркис. Вот еще, очень нужно! Мне какое дело! Стану я для тебя голову ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а как сейчас что в голову придет, вот и конец.

Матрена. Кровопивец ты, окаянный! (Хочет итти.)

Наркис. Постой, погоди. Не надо мне денег. Пошутил.

Матрена. Вот так-то лучше.

Наркис. А чтобы падчерицу за меня замуж, Парашу.

Матрена. Ну, не пес ты после этого?

Наркис. И денег, и приданого, всего как следует.

Матрена. У! Проклятый! Выколоть тебе бельмы-то твои завистливые.