Естественно, что союз этот обусловливался свободным согласием сторон. Если рыцарь, обязавшийся служить даме, обладал поэтическим даром, он должен был слагать в честь неё стихи.

На юге Франции рыцарское звание не было так тесно связано с обладанием землёй, как на севере, владение землёй не было здесь принадлежностью феодальных привилегий. Чаще, чем где-либо, рыцарское звание распространялось в Окситании на средние классы и даже на крестьян. Безземельное рыцарство образовало значительное сословие. Свободные от вассальных обязанностей, полные господа в любви и ненависти, рыцари поступали на жалованье к богатым баронам и крупным владельцам.

Именно среди рыцарей и появляются первые трубадуры – так называли поэтов, которые слагали свои песни на провансальском наречии. Трубадуры прославились как лирические поэты, выражавшие в своих, всегда сравнительно небольших, произведениях личные чувства и взгляды на то или иное лицо, на то или другое событие. Они противопоставляли себя авторам рассказов и новелл.

Добрая половина трубадуров принадлежала к рыцарскому сословию, и в числе их было много могущественных феодалов, графов, князей и даже королей. Поэзия трубадуров пережила три периода: период возникновения и развития литературных форм в X и XI веках,

период расцвета в XII и XIII веках,

период упадка и постепенного исчезновения трубадуров в XIV и XV веках.

Причина упадка провансальской поэзии заключается в том, что она прошла все стадии своего развития и ей суждено было умереть, как всему живому, естественной смертью, но нашли одновременно с севера и юга грозные тучи, которые ускорили эту смерть.

Романы и лирика трубадуров никоим образом не отвергали религию, но они были опасны для католической церкви, ибо в них утверждались внерелигиозные идеалы любви, чести и достоинства.

Юг Франции со всеми его знаниями и умениями, новой культурой и зародившейся ересью стал опасен для Рима. И Рим немедленно отреагировал. Против Прованса были развязаны жестокие войны.

Массовость еретическое движение приобрело в Европе в X – XI веках.

Известный русский учёный Н. А. Осокин писал:

«Вскоре после того как миновал 1000-й год от Рождества Христова, год ожидаемого многими конца света, по Европе прокатилась волна увлечений странными верованиями. Их общий источник лежал на Востоке, в отрогах Закавказья, где за несколько веков до этого существовало настоящее княжество еретиков-павликиан, сохранивших здесь, в укрытии от множества исторических бурь, представления тех поколений людей, что были свидетелями возникновения христианства, представления, которые теперь совсем не казались христианскими. Павликиане верили в то, что мир создан при участии злого бога, что Христос лишь принял облик человека, нисходя в юдоль страданий; они требовали от Церкви принципиальной отделённости от государства, они не принимали православную обрядность и авторитет как восточных, так и западных пап-патриархов. Понятия прошлого и будущего были для них абстракцией, ибо всё, ради чего жил человек, происходило именно сейчас и здесь. Они не искали полутонов, пастельных оттенков; их мир был расцвечен всего лишь двумя красками – даже не красками, а крайностями полярного бытия, – белой и чёрной.

Когда византийские императоры одолели-таки странных еретиков, часть пленных павликиан поселилась во Фракии. Там они смешались со славянскими племенами, а затем оказались в сфере влияния Болгарского царства.

Именно там, в Болгарии, и сложилось учение богомилов – первый вал бури, впоследствии обрушившийся на христианскую Европу. Патарены Италии, альбигойцы юга Франции почитали богомилов как старших и мудрых братьев, хранящих нить некоей, уже известной нам традиции.

Однако самой знаменитой ветвью этой традиции стали всё-таки альбигойцы – и из-за связи своей истории с возникновением инквизиции, доминиканского и францисканского орденов, и из-за героической, чисто рыцарско-средневековой борьбы, на которую оказались подвигнуты местные виконты, бароны, графы и даже три короля – французский, арагонский и английский. Альбигойские войны не являются историей сугубо религиозных противоречий, они вплетены в обшую историю культуры того времени, они прямо связаны с процессом складывания французской нации и французского государства» [9] .

Цветущее состояние Южной Франции было разрушено войнами, которые велись против неё крестоносцами севера по воле Иннокентия III – вот на сцене и появляется наш преступный папа. Его воля была исполнена в точности. 20 лет продолжались опустошительные войны, 20 лет земли Южной Франции подвергались разорению.

Умирающая поэзия юга стала в это время выразительницей злобного и мстительного чувства побеждённых. Их неумеренная, как и все страсти, но совершенно понятная нам, посторонним судьям, злоба была направлена против Рима, изрёкшего на них анафему, и против Северной Франции, взявшей на себя обязанности палача. На этой-то почве и выросло множество едких сатир против «обманов, измен, алчности, пороков и тирании духовенства», против хищной и вероломной жестокости северных французов. В сирвентах [10] , направленных против Рима, мы встречаем указания на те пороки его, которые вызывали впоследствии великое реформационное движение. Рим обвиняется в политике обмана, в чрезмерной алчности.

Рим же наносил удары Южной Франции не только потому, что она была пропитана альбигойской ересью, но и потому, что там процветала неприятная ему свобода совести.

Король Франции Людовик Святой пытался помочь южным провинциям страны и хоть как-то облегчить последствия бед, которые обрушились на Прованс по воле и вине его отца и деда. Но разорённые гнёзда баронов уже не вернули себе своего былого великолепия, прошлое величие погибло безвозвратно.

Почему же были разрушены баронские гнёзда, истреблён цвет рыцарства, растоптана цветущая земля юга Франции?

Всё дело в том, что с древних времён ересь, по выражению монаха-летописца, «свила себе на юге Франции в Провансе и Лангедоке прочное гнездо». С далёкого Востока проникли сюда превратные идеи манихеев [11] , павликиан [12] , богомилов [13] , патаренов [14] и катаров – так назывались в разных местах «дети одинаково мерзких заблуждений». Передаваясь из страны в страну, от одного народа к другому, из одного поколения в другое, идеи эти, изменяясь и развиваясь, достигли, наконец, юга Франции, счастливо миновав все заставы и таможни, воздвигаемые им на пути верными слугами папы.