Справка. На рубеже 40-х и 50-х годов, когда мощь ГУЛАГа казалась нерушимой, фамилия князя Святополк-Мирского мелькнула на одном из островков «Архипелага». Вероятно, тот факт, что полковник оказался «аковцем» (и, следовательно, находился в подчинении польского правительства в Лондоне, то есть, по сути, был союзником), сыграл свою роль и его не расстреляли, а «всего лишь» дали срок. В республике Коми у ж.-д. станции Абезь, почти что у Северного полярного круга, был Особый инвалидный лагпункт, куда с каменноугольных шахт «народного предприятия» ИНТАЛАГ и просто с этапов отправляли тех политзаключенных, кто был не в состоянии работать в забоях. Среди разношерстной массы старых, искалеченных, хронически больных или просто изможденных до предела зэков, в числе которых были такие выдающиеся личности, как виднейший православный богослов и философ Л. П. Карсавин, бывший ректор Руссикума (русской католической семинарии в Риме), а затем Папский нунций в Праге, отец-иезуит Яворка, искусствовед, профессор ЛГУ Н. Н. Пунин (к тому же являвшийся вторым мужем Анны Ахматовой), оказался и этот представитель древнего рода. В Абези князь заведовал столовой и был очень горд оказанным ему доверием. Нарушителей порядка ждали раскаты отборного многоэтажного русского мата, после чего Святополк-Мирский богобоязненно крестился и просил у Всевышнего прощения за сквернословие [540] .

Причины тяжелого поражения советских войск, входивших в состав Западного Особого военного округа РККА, нельзя определить однозначно. С официальной точки зрения, имевшей место до конца 80 — начала 90-х годов прошлого века, все сводилось к фактору внезапного удара, низкой оснащенности войск современными средствами вооружения, незавершенностью процесса реорганизации, малочисленностью и низким уровнем подготовки ослабленного репрессиями офицерского корпуса и т. д. Многое из написанного впоследствии оказалось идеологически выверенной ложью, кое-что выдержало проверку временем. В целом получается следующая картина.

Глобальные последствия имели ошибки военного руководства СССР в лице Наркомата обороны и Генерального штаба, а также ошибки политического руководства СССР. в лице Политбюро ЦК ВКП(б), которые явились причиной опоздания с приведением войск западных приграничных военных округов в боевую готовность и которыми была обусловлена пресловутая «тактическая внезапность». Сюда же следует отнести целый ряд факторов как глобального, так и более частного характера. Неэффективность средств связи, «радиобоязнь» и, как следствие, потеря управления войсками. Ошибки командования округа, а также всех трех армий прикрытия, в том числе ошибки в определении операционных направлений противника, в результате чего не были парированы прорывы 2-й танковой группы из района Бреста на Слоним и Барановичи и 3-й танковой группы — из сувалковского выступа на Вильнюс, Лиду и Молодечно. Как следствие, ошибки в выдвижении резервов и, одновременно, несвоевременное выдвижение резервов; неотмобилизованность резервов. Слабое прикрытие стыка с Прибалтийским Особым военным округом, прорыв левого крыла 11-й армии Прибалтийского округа. Большие потери запасов боеприпасов и горючего и невозможность их быстрого восполнения, недостаточное качество и нехватка бронебойных боеприпасов артиллерии. Низкая степень готовности противотанковых артбригад РГК и их дислокация вне танкоопасных направлений.

Недостаточный уровень подготовки комначсостава на уровне дивизия — корпус — армия. Более низкий по сравнению с противником уровень подготовки летного состава ВВС, неосвоенность личным составом ВВС истребителей «МиГ». Близость передовых аэродромов к государственной границе СССР, ошибки в использовании ударной авиации. Низкий уровень оснащенности механизированных войск средствами эвакуации и ремонта техники, как следствие, невозможность ее полноценного обслуживания и снабжения и большие небоевые потери бронетехники из-за дефектов и поломок. Низкий уровень оснащенности механизированными средствами доставки и обеспечения ГСМ (4285 автозаправщиков и автоцистерн при норме 24 171, 762 водомаслозаправщика при норме 2999, передвижных средств хранения на 173 000 куб. м при норме 721 000, 465 бензоперекачивающих станций при норме 1247 — и это на всю сухопутную армию и ВВС от Атлантики до Тихого океана, а не только на бронетанковые войска). Отсутствие разработанной тактики по действиям механизированных войск в обороне. Низкая плотность стрелковых частей в районах прикрытия, в результате чего на одну дивизию приходилось в среднем по 50 км фронта. Одновременно в 4-й армии имело место скученное расположение войск в непосредственной близости к государственной границе (6-я и 42-я стрелковые дивизии в Брестской крепости и 22-я танковая дивизия в Южном военном городке), которое было обусловлено лишь наличием казарменного фонда, а не какими-либо соображениями тактического характера. Все попытки командующего армией генерал-лейтенанта В. И. Чуйкова противостоять Д. Г. Павлову в его стремлении разместить формируемый 14-й механизированный корпус в привилегированных (в бытовом смысле) условиях закончились его снятием и отправкой военным советником в китайскую тмутаракань.

Важным фактором явилась неравномерность распределения бронетехники по механизированным корпусам, в результате чего танковой группе Гудериана противостоял 14-й мехкорпус, по численности матчасти укомплектованный на 50 %, но не имевший ни одного танка с противоснарядным бронированием; подавляющее большинство танков Т-34 и КВ было сосредоточено в 6-м мехкорпусе и потеряно в ходе боев с пехотой на второстепенном участке фронта.

Незавершенность строительства новых укрепленных районов и формирования спецчастей для их занятия, несомненно, была одной из, пусть и не самых главных, причин того, что войска прикрытия не сумели создать устойчивую оборону на границе. В то же время не было принято необходимых мер, чтобы с максимальным эффектом использовать уже построенное. Десятки дотов без установленного штатного вооружения, но на которых уже полностью были завершены бетонные работы, не были никак использованы. 21 июня следовало немедленно прекратить все работы на недостроенных сооружениях и бросить все имеющиеся силы на то, чтобы привести в боеготовое состояние уже законченные коробки. За оставшиеся до начала войны часы саперы, строители и стрелки заложили бы амбразуры артиллерийских капониров мешками с песком или просто грунтом, а у всех амбразур соорудили деревянные столы для установки пулеметов. Освещением служили бы аккумуляторные фонари, керосиновые лампы или просто свечи. То же самое следовало сделать в Минском и особенно Слуцком укрепленных районах на старой госгранице.

Не будем забывать еще об одном. На территорию Советского Союза вторглась не «банда шакалов», о которой можно было бы заявить, что «мы будем мочить их» в известном месте. Это была многочисленная, отлично обученная, вооруженная, отмобилизованная, окрыленная предыдущими успехами, сильнейшая в мире армия с мощнейшим налаженным тылом (вся оккупированная Западная Европа) и агрессивной идеологией.

Начав изучение трагической судьбы белостокской группировки советских войск, я надеялся, что удастся найти воспоминания, написанные ее бывшими командирами. Генерал-лейтенант К. Д. Голубев до своего тяжелого ранения летом 1944 г. командовал 43-й армией. Затем находился в распоряжении Ставки ВГК, выполняя различные ответственные поручения. Занимал он также пост заместителя Уполномоченного СНК по делам репатриации советских граждан. Его воспоминания о начале войны существуют (о них есть упоминание в очерке Л. М. Сандалова «Первые дни войны»), но до сих пор не введены в оборот. Что касается деятельности К. Д. Голубева после гибели 10-й армии, то она в целом известна. 30 дней командовал 13-й армией, был снят. Два месяца был «не у дел», с 29 октября 1941 г. — командарм-43. Маршал А. И. Еременко дважды, будучи командующим фронтами, в своих дневниковых, не предназначенных к печати, записях настолько отрицательно охарактеризовал своего бывшего подчиненного — обвинил в трусости, моральном разложении и пр., — что любой прочитавший просто обязан был удивиться, как такой человек командует общевойсковой армией [541] . Впрочем, оставим эти обвинения на совести Еременко — его точка зрения весьма субъективна, к тому же и сам он был далеко не ангел: завел себе на фронте пэпэжэ, молоденькую медичку, а затем и вообще женился на ней.

Начальник артиллерии 10-й армии М. М. Барсуков вышел из гекатомбы приграничного сражения невредимым. Командовал соединениями, в том числе артиллерийским корпусом прорыва РГК, и закончил войну командующим артиллерией 3-го Белорусского фронта; за штурм Кенигсберга был удостоен звания Героя Советского Союза. Имя генерал-полковника артиллерии Михаила Барсукова носил большой океанский траулер калининградской приписки. Но мемуаров он не написал. Не оставили воспоминаний бывший командующий 3-й армией генерал-полковник В. И. Кузнецов и его начштаба А. К. Кондратьев. Генерал П. И. Ляпин после войны давал показания в Военно-научном Управлении Генштаба Советской Армии, но известны из них только выдержки, ибо ВИЖ поспешно прекратил публикации по теме «Фронтовики ответили так». Каждый же дальнейший виток исследований неумолимо сокращал число доживших до Победы «ключевых персонажей». Генерал Ф. Д. Рубцов, вырвавшись с остатками своего штаба из окружения, получил под команду 66-й стрелковый корпус 21-й армии. Но и ее в начале осени постигла участь 10-й: окружение под Киевом. 19 сентября в селе Щеки Полтавской области управление 66-го корпуса было атаковано немцами. В завязавшемся бою комкор был тяжело ранен. Отстреливаясь из карабина и пистолета, он оставил последний патрон для себя [542] . Депутат Верховного Совета СССР полковник М. Г. Бойков был назначен начальником артиллерии 363-й стрелковой дивизии, впоследствии 22-й гвардейской; после ее реорганизации во 2-й гвардейский мехкорпус возглавил артиллерию корпуса. 9 февраля 1943 г. Миннивали Гильманович Бойков был убит при налете авиации противника на командный пункт корпуса в станице Старочеркасской [543] . Бывший командир 17-й Горьковской Краснознаменной стрелковой дивизии 21-го корпуса генерал-майор Т. К. Бацанов после выхода из окружения был назначен на 24-ю дивизию, командир которой — К. Н. Галицкий — ушел на повышение (остатки 17-й влились в состав 24-й). В окружении под Киевом в сентябре 1941 г. дивизия прекратила существование, генерал Бацанов погиб [544] . 24-я была сформирована вторично, но без всех почетных наименований, так как Боевое Знамя было утеряно при отступлении через Полесье. Оно нашлось в 1944 г. в ходе Белорусской наступательной операции и после соответствующей проверки на предмет опозоренности (пребывания в руках врага) и реставрации было передано дивизии 2-го формирования, заслужившей к тому времени звание Бердичевской. Полное наименование стало: 24-я стрелковая Бердичевская Самаро-Ульяновская Железная дивизия.

В российской военной истории на протяжении, по крайней мере, последних 70–80 лет имеет место некий двойной стандарт. В поражениях русской армии под знаменами с двухглавым имперским орлом обязательно находятся светлые эпизоды, когда какой-нибудь Андрей Болконский при Аустерлице поднимает упавшее Знамя и увлекает своих гренадеров в последнюю атаку; еще кто-то показывает доблесть воинскую под Фридландом, Шенграбеном, Нарвой или на Мазурских озерах. Прошло шестьдесят семь лет со дней июньской катастрофы 1941 года. Сначала было гробовое молчание, потом был период «таяния», выплеснувший на поверхность некую часть правды. Потом снова была стена молчания, сменившаяся оплевыванием прошлого под лозунгами «борьбы за демократию». Очень хочется верить, что этот период навсегда прошел и наступила эра объективных оценок, когда на смену вою о «заваливании трупами» появляются такие безупречные с точки зрения гражданственности и патриотизма проекты, как «Немировские БТ». Надеюсь, что их будет больше и мы узнаем имена и подвиги героев, сложивших свои головы не только под Москвой, на Курской дуге, при форсировании Днепра или при штурме Вены и Берлина. Будут достойные материалы и о тех, кто погиб в июне 1941 г. в Литве, Западной Белоруссии, Украине и Молдавии. Два года назад в Подольске умер последний солдат 68-го укрепрайона Л. И. Ирин, а его история до сих пор не написана; где-то пылится и желтеет неизданная рукопись «Реквием 9-му артпульбатальону».