Шрифт:
Хьюго прищурил опухшие глаза.
— Ты ведь ждал этого момента? — сказал он, скривив губы. — Ты чувствуешь себя хозяином положения. Приехал сюда, делаешь вид, будто хочешь помириться. Но на самом деле тебе нужна месть.
Уилл открыл было рот, чтобы возразить, но передумал и сказал правду:
— Может быть, ты в чем-то прав.
— Так что твое время наступило, — сказал Хьюго, уставясь в потолок. — Ты прав. Теренций тут ни при чем. Эти… существа, они не люди. Ну вот. Я и сказал. Пока лежал здесь, много думал о том, что это значит.
— И?
— В конечном счете ничего особенного это не значит.
— Думаю, ты ошибаешься.
— Ну конечно, что еще ты мог сказать.
— Во всем этом есть нечто необычное. Ожидание в конце.
— Как человек, который ждет конца, я не вижу в этом ничего, кроме унылого существования и застарелой боли. Кто бы они ни были, они не ангелы. И не покажут тебе чудес. Переломают кости, как переломали мне.
— Может, они не знают, кто они на самом деле, — ответил Уилл, осознавая в этот момент, что в этом-то и заключается суть того, во что он верил. — О господи, — пробормотал он словно самому себе. — Да. Они знают, кто они такие, не больше, чем мы.
— Это какое-то откровение? — сказал Хьюго самым ироничным тоном, на какой только был способен.
Уилл не стал отвечать на этот циничный вопрос.
— Ну? — настаивал Хьюго. — Откровение? Потому что если ты что-то о них знаешь, то я — нет. И хочу услышать, что тебе известно.
— Какая разница? К тебе это не имеет ни малейшего отношения.
— Разница в том, что у меня будет больше шансов выжить, когда я встречу их в следующий раз, потому что буду знать, с чем имею дело.
— Больше ты их не увидишь, — сказал Уилл.
— Ты говоришь это так уверенно.
— Ты сказал, что Стипу нужен я, — ответил Уилл. — Я упрощу ему задачу. Сам пойду к нему.
На лице Хьюго появилось выражение непритворной тревоги.
— Он тебя убьет.
— Это будет не так-то просто.
— Ты не знаешь, что он собой представляет…
— Знаю. Можешь мне поверить. Прекрасно знаю. Мы провели вместе последние тридцать лет. — Он прикоснулся к виску. — Он обитал в моей голове, а я — в его. Как русские матрешки.
Хьюго посмотрел на сына, на его лице снова появилось испуганное выражение.
— И откуда ты такой взялся на мою голову? — сказал он, глядя на Уилла, словно перед ним была ядовитая змея.
— Полагаю, благодаря зачатию, отец.
— Господь знает, я пытался наставить тебя на путь истинный. Но теперь вижу: у меня не было ни малейшего шанса. Ты с самого начала был поражен до глубины твоей ничтожной душонки гомосексуализмом, безумием, извращением.
— Гомосексуалом я был еще во чреве, — спокойно заметил Уилл.
— И не говори об этом с такой чертовой гордыней!
— А, так вот оно — худшее из зол, — возразил Уилл. — Я гомосексуалист — и мне это нравится. Я безумен — и меня это устраивает. И я до глубины своей ничтожной душонки извращенец, потому что я умираю и претворяюсь в нечто новое. Ты этого еще не понял. И возможно, никогда не поймешь. Но именно это и происходит.
Хьюго смотрел на Уилла не отрываясь. Он так сжал губы, что, казалось, больше никогда не произнесет ни слова. И уж точно ни слова не скажет Уиллу. Но этого и не потребовалось, по крайней мере сейчас, потому что раздался тихий стук в дверь.
— Можно? — спросила Адель, просовывая голову в палату.
— Заходите, — разрешил Уилл и перевел взгляд на Хьюго. — Воссоединение семейства в основном закончилось.
Адель подошла к кровати и поцеловала Хьюго в щеку. Он принял поцелуй молча, не сделав ответного движения, что совсем не огорчило Адель..
«Сколько раз она его так целовала?» — подумал Уилл.
Хьюго принимал ее поцелуи как должное.
— Я принесла тебе зубную пасту, — сказала она, роясь в сумочке.
Положила тюбик на тумбочку у кровати. Уилл увидел яростный огонек в глазах отца — естественно, его поймали на склерозе: он собирался попросить то, что уже просил. Адель ни о чем таком не подозревала — Уилл видел, как она счастливо болтает в присутствии Хьюго, как рада за ним ухаживать, разглаживать простыни, подбивать подушки, хотя он не выказывал ни малейшей благодарности.
— Ну, я вас оставлю, — сказал Уилл. — Пойду покурю. Буду ждать вас в машине, Адель.
— Хорошо, — сказала она, погруженная в заботы о предмете своей любви. — Я быстро.