Наследие баронов Гинцбургов

Аннотация

Лев Бердников Наследие баронов Гинцбургов История знаменитой еврейской династии баронов Евзеля (Осипа) Гаврииловича (1812-1878), Горация Осиповича (1833-1909) и Давида Горациевича (1857-1910) Гинцбургов стала вдруг неожиданно актуальной в 1989-1991 гг. Весь сыр-бор в тогда еще существовавшем СССР разгорелся из-за любовно собранной тремя поколениями баронов коллекции средневековых еврейских манускриптов, хранившейся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (в то время Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина – ГБЛ). А произошло тогда нечто неслыханное: законно требуя доступа к священным для иудеев текстам, в библиотеку ворвались хасиды и в знак протеста против запрета пользоваться ими забаррикадировали в служебном кабинете одного из руководителей ГБЛ. Они настаивали на том, что каждый религиозный еврей имеет право изучать любой еврейский манускрипт библиотеки. Не менее пристальное внимание к собранию Гинцбургов обнаружили и патриоты-почвенники. Призывая к тому, чтобы еврейские рукописи никому не выдавались и подозрительные лица (то бишь сами евреи) к ним не допускались, они тоже ратовали за их изучение. Но за изучение с пристрастием, ибо, мнилось им, патриотический историк, при необходимых усилиях, мог обнаружить там материал о закабалении евреями матушки-Руси. Страсти достигли поистине шекспировского накала! Атмосферу той поры вполне передает наша статья, опубликованная в № 544 альманаха «Панорама» (Лос-Анджелес) от 13-20 сентября 1991 г., которую мы и предлагаем читателю в качестве пролога к рассказу о наследии баронов Гинцбургов. Зачем «патриотам» еврейские манускрипты? В мартовском номере журнала «Наш современник» (№ 3, 1991) было помещено сердитое письмо некоего М. Михайлова. Название опусу подобрали броское, патриотическое «Что имеем – не храним...». О чем же скорбит Михайлов? О разрушенных инородцами православных храмах, о происках распоясавшихся русофобов? Ни за что не догадаетесь, читатель! О еврейских средневековых манускриптах, книгах и личных бумагах из коллекции ученого-гебраиста Давида Горациевича Гинцбурга (1857-1910), хранящихся в Государственной библиотеке СССР им. В.И. Ленина (Москва). Хотите верьте, хотите нет, но автор письма пугает русских патриотов, что, мол, в результате акта нового политического мышления, например, по президентскому указу, уникальное собрание уедет к нашим ближневосточным «друзьям» (кавычки, разумеется, на совести М. Михайлова), то бишь в Израиль. Скрупулезно, не скупясь на детали, встревоженный Михайлов разворачивает историю закулисной борьбы за наследие Гинцбурга, которая велась и ведется в высших коридорах власти. Здесь фигурируют и таинственный запрос «Еврейского Агентства» А.В. Луначарскому, и резолюция наркома, и недавние встречи вице-президента АН СССР Евгения Велихова с ученым раввином Адином Штейнзальцем (1987 г.), и даже специальное послание президента Израиля Хаима Герцога М.С. Горбачеву, которое якобы вручил последнему «лично Арманд Хаммер». И хотя все это происходит за спиной патриота и вообще русского народа, Михайлову доподлинно известно, что вопрос о коллекции Гинцбурга был якобы «одним из ключевых» на встрече председателя Всемирного еврейского конгресса Бронфмана с Горбачевым. В доказательство своей осведомленности патриот приводит официальный документ под грифом МИДа СССР № 1112/УБВСА от 06.11.90.: «Израильская сторона проявляет интерес к находящейся в Государственной библиотеке СССР им. В.И. Ленина коллекции барона Д.Г. Гинцбурга, которая, по заявлениям израильтян и по имеющимся публикациям, была завещана им еврейской публичной библиотеке в Иерусалиме (ныне Еврейская национальная и университетская библиотека). Прошу сообщить, что можно было бы ответить на обращение представителей Израиля по существу данного вопроса, включая фактическое состояние фонда Гинцбурга, его юридический статус, возможности сотрудничества с израильской стороной по поводу этой коллекции». Однако, по существу вопроса автору отвечать явно не хочется. Михайлов вдруг переводит разговор на израильских раввинов, зачастивших в ГБЛ – уж очень сильно они его раздражают. Он юлит, элегически вздыхает по поводу козней «дельцов типа Арманда Хаммера», упорно ссылается на послереволюционные распродажи Совдепией культурных ценностей, забывая при этом упомянуть о законном вывозе собственного имущества эмигрантами первой волны. А такое упоминание оказалось бы здесь нелишним. Накануне революции вдова барона Д.Г. Гинцбурга продала коллекцию одной сионистской организации, а именно Г.С. Златопольскому для открывшейся в Иерусалиме Еврейской национальной библиотеки. Книги уже были уложены, но грянул Октябрьский переворот, и они были «экспроприированы» большевиками. Значительная ее часть была перевезена в Москву и помещена в Румянцевский музей (ныне РГБ). Сионисты требовали передачи им законно приобретенной библиотеки, но большевики запросили за ее выкуп такую астрономическую сумму, что переговоры зашли в тупик, и коллекция баронов так и осталась в России. Казалось бы, какое дело русскому патриотическому журналу до разных там талмудистов и еврейских рукописей? Чем они интересны почвенникам и «деревенщикам», озабоченным собственными национальными проблемами? Оказывается, очень даже интересны. «В материалах фонда Гинцбурга, – откровенничает Михайлов, – представлена (хотя и в завуалированной форме)... идея мирового еврейства о «колонизации» России евреями с целью ее расчленения и уничтожения. В рукописях, собранных Д.Г. Гинцбургом со всей России, обсуждаются практические меры по реализации этой идеи. А в этом Д.Г. Гинцбург был верен памяти своего отца, который приложил немало усилий по мобилизации евреев Европы на осуществление порабощения России». Теперь понятно? Уничтожение России – ни больше, ни меньше! Как ни завуалировал свою деятельность Гинцбург (всемирно известный ученый, председатель Общества распространения просвещения среди евреев России и т. д.), Михайлов его вычислил: руководитель тайного иудо-масонского заговора, ненавистник России. До такой бредятины не доходило даже ультраправое суворинское «Новое время»! Напротив, в 1910 году в нем сообщалось о видной патриотической и просветительской деятельности Д.Г. Гинцбурга на благо России! Ну как не вспомнить здесь таких «толкователей» истории еврейства, как бывший член Государственной Думы Н.Е. Марков-Второй (закончивший свою «патриотическую» карьеру консультантом немецкого гестапо), или Г.В. Бостунич, дослужившийся аж до штандартенфюрера СС. Неужто и Михайлов хочет пристроиться к их шеренге? Впрочем, не только история заговора мирового еврейства занимает Михайлова: не чужд ему и простой коммерческий расчет: «Только за одну из них [рукописей – Л.Б.] несколько лет назад один канадский раввин предлагал... всю свою библиотеку, стоимостью в миллион долларов» (для вящей убедительности стоимость коллекции набрана в журнале петитом). Боятся, стало быть, продешевить господа патриоты! В чем же состоит уникальность и значимость коллекции Гинцбурга, каков ее состав? Сведения «Нашего современника» очень скупы – по существу это только количественные характеристики: это «второе в мире (после Британского музея) по величине и по ценности собрание средневековых еврейских рукописей, насчитывающее около 2 000 рукописных книг»; «две трети представляют собой неизвестные иудаике тексты и фрагменты текстов». Забавно, что куда более подробные данные об этих манускриптах содержатся в «Еврейской энциклопедии», изданной... еще в начале XX века: «Среди рукописного отдела [библиотеки Гинцбурга – Л.Б.] особенно важны: махзоры (испанск., итальянск., прованс., африканск.); «диваны» крупнейших поэтов испанской эпохи; ценные рукописи йеменского происхождения по разнообразнейшим отраслям науки; части древнего экземпл. Талмуда, спасенного из огня во время аутодафе; Иерушалми с толкованиями С. Серильо каббалистического и философского содержания, между прочим, принадлежащие Исааку Абарбанелю; древне-библ. рукописи с Таргумом и арабск. переводом и мн. др.» Михайлов и не скрывает, что эти материалы до сих пор не введены в научный оборот. Показательно, что в авторитетном справочнике, изданном под эгидой ГБЛ («Личные архивные фонды») содержится лишь глухое упоминание о бумагах Гинцбурга, да и то из другого архива. Не противоречит ли такое положение дел смыслу жизни замечательного еврейского ученого-просветителя, который, как это признает Михайлов, «задался целью открыть мировому еврейству новый центр каббалистической и талмудической науки»? Постараюсь дать представление о еврейских старопечатных изданиях из этого собрания. Их более двухсот, чудом уцелевших от цензурных гонений и средневековых аутодафе (есть спасенные от костров инквизиции редчайшие экземпляры с истлевшими листами). Среди них – сокровища инкунабульного периода еврейского книгопечатания: религиозно-философский трактат «Сефер ѓа-Икарим» Иосифа Лабо, напечатанный в типографии Ш. Сончино в 1485 г.; комментарий к Пятикнижию “Хавот ѓа-Леватот” Бахья бен Иосефа ѓа-Сефарди, вышедший в Неаполе в типографии И. Гунцегаузера в 1490 г.; издания знаменитого «Канона» Авиценны, датированного 1491 г.; рифмованный трактат по этике Калонимуса бен Калонимуса (1489 г.); «Море невухим» Моше бен Маймона, отпечатанный на пергаменте в 1475 году. Представлена здесь и книжная продукция таких центров еврейского книгопечатания и культуры XV-XVII веков, как типографии Д. Бомберга, М. Гиустиниани, М. Занетти (Венеция), Г. Сончино (Песаро), С. Латифа (Мантуя), Б. Гершона, С. и Д. Нахмиасов (Константинополь), И. Гедалья (Салоники), И. Крато (Виттенберг), Р. Тальми (Болонья), Исаак бен Аарона (Краков), Г. Кохена (Прага), Л. Маркуса (Амстердам) и др. Всего же в собрании Д.Г. Гинцбурга 9 000 экземпляров печатных изданий. Книги барона помечались штемпелем в виде магендовида с монограммой владельца и двумя экслибрисами – художественным и геральдическим. Художественный снабжен афоризмом «Все забывается, все проходит». Геральдический, с баронским гербом, на щите которого изображен пчелиный улей – символ трудолюбия, украшен другим афоризмом – цитатой из «Песни песней» на древнееврейском языке: «Вся ты прекрасна, моя подруга, и нет в тебе недостатка» («Песнь песней», IV, стр. 71). Большая часть изданий – Библии, Талмуды, раввинистические комментарии к ним, сочинения по религиозному законодательству, философии и мистике. Среди светских книг – издания по истории, географии, языкознанию, медицине; справочные издания, словари и учебники иврита и других семитских языков. Представлена здесь и российская еврейская периодика, издававшаяся с 1861 г. в Одессе, Петербурге и других городах. Коллекция уникальна и по хронологическому охвату (от истоков еврейского книгопечатания до начала XX века), и по географии (включает книги, выпущенные в крупных центрах Европы и Азии, а также в Северной Африке и Америке). В течение всей своей жизни Д.Г. Гинцбург любовно собирал книги, которые затем широко использовал в своих научных трудах по средневековой компаративистике, истории еврейской, русской и арабской культур, духовного пения древних народов и т. д. Можно только догадываться, какие удивительные находки таит в себе скрываемое от общества рукописное собрание ученого. Но в том-то и дело, что Михайлов вовсе не собирается сделать эти рукописи доступными. Наоборот, он предостерегает патриотические массы от «заключения неравноправного (?!) договора с Израилем о публикации материалов фонда». Правомерен вопрос – в чьих же руках находится рукописное собрание Д.Г. Гинцбурга? Кому в СССР поручено беречь и изучать этот памятник еврейской культуры? Поразительная осведомленность Михайлова (не знаю, реальное ли это лицо или литературная маска) выдает автора с головой – ясно, что это человек Отдела рукописей ГБЛ, где и хранится коллекция еврейского ученого. Увы, отдел этот с некоторых пор стал одиозным в Ленинке – в библиотеке с богатыми научными и культурными традициями. Я, проработавший в этой библиотеке 10 лет, знаю о нем не понаслышке. Заведующий Отделом рукописей профессор В.Я. Д. в 1989 году на одном из собраний Библиотеки был публично уличен в оголтелом антисемитизме, что, кстати, сказалось на его подборе в это библиотечное подразделение молодых «научных» кадров. Помню, что после его прихода в отдел по коридорам главной библиотеки СССР стали расхаживать бородачи в черных, военного образца, рубашках со значками Георгия Победоносца (униформа «Памяти»), злобно улюлюкая вслед сотрудникам-инородцам. А кто-то из них участвовал и в телешоу как представитель одного из «крыльев» «Памяти». В читальном зале этого отдела вывесили тогда характерный плакат: магендовид, сложенный из черепов и костей, и надпись: “Dancer!” (лат. «Опасность!»). Дело получило огласку, и вынужденная давать объяснения администрация сообщила, что это, мол, дань солидарности с борющимся народом Палестины. Ловко, не правда ли? Но, пожалуй, нагляднее всего плоды их трудов сказались на тематических встречах с деятелями культуры, проходивших в Библиотеке – они превращали их в настоящий антисемитский балаган. Группы организованных молодчиков в сопровождении зловещего вида дам просачивались на мероприятия и специально рассаживались в разных концах зала. И не дай Бог оратору одобрительно отозваться о каком-то еврее – тут же начинались шиканья, захлопывания. Потом, как по сценарию, вскакивал один (обязательно пожилой, грудь в орденах) и начинал истерично выть о проклятых масонах, пугая грядущим господством Сиона. Старца громко одобряли предусмотрительно подготовленные статисты... В такой затхлой атмосфере антисемитского кликушества томится национальная святыня еврейского народа. К ней приставлены чернорубашечники, а надзирают за ней доморощенные эксперты по иудомасонству типа Михайлова. Так что можно не сомневаться – эти ребята и сохранят, и «исследуют» в нужном им ракурсе. А потом и продадут подороже. Ну а если не удастся продать – кто может поручиться, что выкинет какая-нибудь горячая голова, воспламененная ненавистью к «врагам России» Гинцбургам? В годы застоя бездушные бюрократы вообще наложили табу на еврейскую тему. Сегодня об этом, по счастью, говорят открыто. Но разве не горько сознавать, что неопубликованные материалы из бесценной коллекции Гинцбургов становятся объектом политического манипулирования и злостных фальсификаций псевдопатриотов?! *** Сокращенный вариант этой статьи был напечатан во влиятельной израильской газете “Jerusalem Post” (1991, 25 Июня) под заглавием “Pamyat” controls a Jewish legacy” («Память» распоряжается еврейским наследием»). Так израильская общественность, которая и раньше проявляла к собранию Гинцбургов повышенный интерес, была своевременно информирована о том, в чьих руках находится эта святыня еврейского народа. Стало также понятно, какое сопротивление юдофобов от культуры придется преодолеть, чтобы сделать ее доступной. Однако, израильтян это нисколько не испугало: если того требуют интересы дела, они готовы вести переговоры даже с деятелями михайловской закваски. Трудно сказать, кому мы больше обязаны – настойчивости ли и дипломатическому такту израильской стороны или все тому же профессору Д., который вдруг внезапно преобразился в прогрессиста (во что, впрочем, слабо верится), – но летом 1992 г. было принято историческое решение, устраивающее обе стороны: cама коллекция осталась в Российской государственной библиотеке (РГБ) и тем самым фонды этого богатейшего книгохранилища сохранились в неприкосновенности; израильтяне же (в лице Еврейской Национальной и Университетской библиотеки в Иерусалиме) получили возможность микрофильмировать все манускрипты и создать их компьютерный каталог. В результате иудеи и гебраисты мира получили копии уникальных рукописей XI-XVIII веков: Библии, Талмудов, литературы по раввинистике, Ѓалахе, каббале, медицине, астрономии, философии, в том числе ряд текстов, считавшихся безвозвратно утерянными в истории. Отныне на экране монитора их может прочесть каждый, в каком бы уголке света он ни находился. И какое теперь дело иудеям до молодчиков-чернорубашечников, что были некогда приставлены к еврейским манускриптам? Израильтяне, однако, не оставляют попыток заполучить не только копии, но и саму коллекцию в вечное пользование, как это завещал барон Д.Г. Гинцбург. Показательно, что в ходе переговоров в Москве в феврале 2010 года премьер-министра Б. Нетаниягу с президентом Д. Медведевым и главой правительства РФ В. Путиным израильской стороной вновь была поднята тема о правах на это собрание. Отрадно, что нынче в РГБ начата масштабная работа по научному описанию и библиографированию всего книжного собрания Гинцбургов. Первый шаг в этом направлении уже сделан: в 2003 г. Центр восточной литературы РГБ совместно с израильтянами осуществил издание «Каталога еврейских инкунабул из собрания РГБ», куда вошли все первопечатные книги из коллекции баронов. На очереди – каталоги палеотипов, других ценных изданий из этого собрания. Книги из библиотеки Гинцбургов демонстрируются на многочисленных выставках, проводимых под эгидой РГБ. Коллекция Гинцбургов признается сегодня особо ценным культурным наследием не только в Израиле, но и в России. Она включена в Общероссийский свод книжных памятников истории и культуры как памятник-коллекция федерального значения. И это глубоко символично: неутомимая деятельность баронов ознаменована заслугами не только перед соплеменниками, но и перед их великой родиной – Россией, на благо которой они самоотверженно трудились почти целое столетие. Чем же замечательны жизнь и судьба каждого из представителей этой славной династии? Создать себя Барон Евзель (Осип) Гавриилович Гинцбург (1812-1878) завещал своим потомкам хранить веру предков и российское подданство. И собственную жизнь этот знаменитый банкир, золотопромышленник и меценат посвятил борьбе за права и эмансипацию евреев и вместе с тем служению государю и Отечеству. Такое сочетание было для него не только оправданным, но и единственно возможным, ибо он твердо знал, что польза и процветание России отвечают коренным интересам русских евреев. Не в местечковом изоляционизме видел он будущее своего народа, нет: Гинцбург всеми силами стремился интегрировать евреев в российское общество с тем, чтобы они вошли на равных в семью других народов многонациональной империи, обязательно сохранив при этом свою этническую идентичность и иудейскую религию. Барон Евзель (Осип) Гавриилович Гинцбург Начав свою трудовую жизнь с самых низов, этот витебский еврей первым в России создал банк современного типа, стал именитым бароном, мультимиллионером, крупнейшим землевладельцем. И всему, чего достиг в этой жизни Евзель Гинцбург, он был обязан только собственным способностям, интуиции, деловой хватке. Можно сказать, что этот еврейский самородок создал себя сам. Но следует принять в расчет и то, что это были в известной степени наследственные качества, кои выкристаллизировались в нем, передаваясь из рода в род многими поколениями его пращуров. А генеалогия Гинцбургов (Гинцбургов) прослеживается еще с середины XV столетия. Фамилия происходит от носившего сие название города в швабском округе Баварии. Родоначальником династии был раввин Иехиэль из Порто. Внук его, раввин Симеон Бен-Абраам Гинцбург (1506-1586), спасаясь от преследований, которым подвергались евреи в Германии, переселился в Речь Посполитую и упоминается в польских летописях как человек мудрый, математик и астроном. Он оставил после себя шестерых сыновей. Их потомки в XVII-XVIII веках были в числе самых видных раввинов германских княжеств и Польши. И только дед нашего героя, Нафтали-Герц (+1797), прервал традицию рода и занялся коммерцией. По его стопам пошел и его сын, отец Евзеля Гинцбурга, уроженец Вильно Гавриил-Яков Гинцбург (ок. 1793-1853), который занимался благотворительностью и помогал бедным (на его средства в Севастополе была построена больница для неимущих). Есть сведения, что он любил чтение и собирал книги на разных языках. О том, что предпринимательская деятельность Гавриила-Якова была весьма успешной, свидетельствует присвоение ему императором Николаем I звания почетного гражданина. Но это случится на закате его лет, в 1848 г., когда он окончательно обоснуется в Севастополе; в молодости же торговые дела вынуждали Гавриила-Якова часто менять место жительства; в Отечественную войну он оказался с семьей в Витебске, где в 1812 г. и родился Евзель. Родитель дал сыну не только традиционное еврейское, но и широкое общее образование, обучил его разным наречиям, из коих русский стал одним из родных языков мальчика. И начатки коммерческой науки Евзелю также преподал отец, из тени которого он, впрочем, вышел довольно быстро, став кассиром и фактическим распорядителем дел у одного богатого откупщика. Как это водилось у иудеев, Евзель женился рано, шестнадцати лет от роду. Его избранницей стала красавица Рася Дынина (1814-1892), дочь господина Давида Зискиндовича Дынина, содержателя почтовой станции в городе Орше Витебской губернии (в то время это был главный пункт почтовой связи между Варшавой, Киевом, Петербургом и Москвой), человека уважаемого, образованного и деликатного. Сохранилось семейное предание, что каждый раз, проезжая через Оршу, император Александр I непременно посещал дом Дыниных и с завидным аппетитом вкушал там блюда еврейской кухни. Евзель Гавриилович был счастлив в браке. Рася Давидовна, слывшая женщиной доброй и богобоязненной, родила ему четырех сыновей – Александра, Горация, Урия и Соломона, и дочь – Матильду. Гинцбургу едва перевалило за двадцать, когда он стал витебским купцом 1-й гильдии. Предприимчивый и энергичный, он освоил основные приемы работы по винным откупам и, скопив необходимые средства, в 1840 году сам становится видным откупщиком. Здесь необходимо заметить, что винокурение было тогда государственной регалией и лишь с торгов отдавалось частным лицам. Откупщик пекся не только о собственных интересах, но (в первую голову!) о своевременных платежах государству. Потому допускались к откупам люди благонадежные, состоятельные, репутация коих могла служить гарантией безупречного выполнения контракта с казной. Откупщик-еврей, да еще в столь молодом возрасте – явление в то время исключительное! Но Гинцбурги всегда привыкли быть всегда на особом счету... Евзель наладил тесные контакты как с финансовыми учреждениями Подольской и Киевской губерний, где разворачивается его неутомимая деятельность, так и Северной Пальмиры, куда он часто наезжает. Постепенно он обрастает связями в высших столичных сферах, в особенности в финансовых кругах, где завоевывает к себе и расположение и особое доверие. Близкие отношения устанавливаются у него с министром финансов Ф.П. Вронченко, по инициативе которого Гинцбургу «за заслуги, оказанные российскому правительству» так же, как некогда его отцу, было пожаловано почетное потомственное гражданство. Во время Крымской войны 1853-1856 гг. он держит винный откуп в осажденном Севастополе. По словам современника, он оставил город одним из последних, «чуть ли не одновременно с комендантом гарнизона». Сей и другие его отважные поступки были отмечены императором двумя золотыми медалями «За усердие» для ношения на Владимирской и Андреевской лентах. И таких знаков отличия он получит впоследствии немало... Евзель Гинцбург обладал редким политическим чутьем, которое и привело его впоследствии к грандиозным финансовым достижениям. Осознавший ранее других обреченность откупного капитала и неизбежность капитализации России, он весьма прозорливо сделал ставку на либералов, находившихся тогда в опале – наладил деловые и финансовые связи с великим герцогом Александром Гессенским, братом жены наследника престола. Когда же на российский престол взошел Александр II, его реформы в значительной мере вдохновлялись супругой – Марией Гессенской, и фаворит ее брата Евзель Гинцбург сразу попал в круг людей, которые стали создавать «инфраструктуру новейшей экономики». Но вот откупа заменили правительственной винной монополией, и многие откупщики пошли по миру. Но только не Гинцбург! Взамен откупов он стал создавать в России частную банковскую систему: сначала Частный коммерческий киевский банк, затем Учетный одесский банк и Санкт-Петербургский учетно-ссудный банк. Наконец, в 1859 г. Евзель совместно с сыном Горацием основал в столице банкирский дом «И.Е. Гинцбург» – крупнейший в России, с филиалом в Париже (под руководством его другого сына – Соломона). Через некоторое время «И.Е. Гинцбург» стал головным петербургским банком, вытеснившим с денежного рынка знаменитый банк барона А.Л. Штиглица. Банкирский дом Гинцбурга работал в тесной связи с ведущими банками Западной Европы («Варбург» в Гамбурге, «Мендельсон», «Блейхредер» в Берлине, «Де Габер» во Фракфурте-на-Майне, «Госкье», «Камондо» в Париже и др.). Он стал главным кредитным мостом, через который деньги иностранных инвесторов вкладывались в российскую экономику. Неоценима его роль и в развитии отечественных кредитно-акционерных банков. Банкирскому дому «И.Е. Гинцбург» всегда была свойственна исключительная надежность, что выгодно отличало его от других коммерческих предприятий, руководствовавшихся известным принципом: «не обманешь – не продашь». А потому в то время, когда десятки частных банков, разоряя вкладчиков, лопались, как мыльные пузыри, дело Гинцбурга неуклонно росло и ширилось. Его банкирский дом финансировал золотопромышленные предприятия на Урале и Забайкалье, был владельцем акционерного общества цепного пароходства по реке Шексне и т. д. Евзель становится сказочно богат: владеет крупнейшими имениями в Бессарабии, Киевской, Подольской и Таврической губерниях. Значительную часть времени семья Гинцбургов проводила в Париже, где в 1870 г. Евзелем был построен собственный отель на улице Тильзит. Они жили открыто, и их хлебосольный дом скоро сделался средоточием всех русских – ученых, писателей, художников, волею судеб оказавшихся во Франции. Завсегдатаем у Гинцбургов был находившийся тогда в Париже И.С. Тургенев. Здесь часто бывали живописец А.П. Богомолов, поэт Н.М. Минский и многие другие. Был образован Художественный клуб, где встречались деятели русской культуры, и Евзель Гавриилович был единогласно избран председателем этого клуба. Особую заботу проявлял Гинцбург об образовании своих детей, для чего пригласил лучших парижских ученых и педагогов. Среди них преподаватель французского языка М. Мапу, известный музыкант и музыковед Ж. Массне, специалист по классической филологии Л. Лаббэ, историк Г. Грэц, литератор и профессор еврейского языка С. Мунк и др. Судьба единоверцев всегда волновала Евзеля Гинцбурга, а на гребне собственного финансового успеха, когда открылись большие возможности для оказания им помощи, – особенно. Последовательно и методично он бомбардирует власть предержащих прошениями об улучшении положения евреев. Евзеля можно было бы с полным основанием назвать «штадланом», то есть авторитетным представителем еврейской общины перед правительством, но лишь с одной существенной оговоркой: он делал это по велению сердца, хотя быть таким ходатаем его никто не уполномочивал. Более того, многие из предлагаемых им мер вовсе не поддерживались большинством еврейского населения черты оседлости, полностью отгороженного от современной российской жизни и не желавшего никаких новаций. «Лучи света почти не проникали в темное подполье еврейских гетто городов и местечек..., – говорит об этом историк Г.Б. Слиозберг, – все казалось окаменелым в духовной жизни еврейства... Мистические настроения отвлекали духовных мечтателей-евреев от печальной действительности... [Они уходили в область] внутреннего созерцания, – созерцания мистического, если речь идет о хасиде; созерцания чисто духовно-умственного, схоластически-сухого, если речь идет о миснагде». Подобная замкнутость была бесконечно далека от той цели, которую ставил перед собой Евзель Гинцбург, добивавшийся полноценного участия евреев в российской жизни. Ему были близки идеи Хаскалы. Основоположником сего движения был замечательный германский мыслитель и общественный деятель Мозес Мендельсон, который ратовал за полную ассимиляцию евреев, их приобщение к европейской науке и культуре. Первые российские «маскилим» появились еще на рубеже XVIII-XIX веков (И. Цейтлин, А. Перетц, Л. Невахович, который, кстати, считается и первым русско-еврейским интеллигентом). В бытность же Гинцбурга именно на «маскилим» делал ставку министр народного просвещения при Николае I граф С.С. Уваров, который искал среди русских евреев своего Мендельсона. Окружив себя виднейшими представителями Хаскалы своего времени (И. Левинзон, М. Лилиенталь, Л. Мандельштам), Уваров, часто по их внушениям, пытался преобразовать духовный быт русского еврейства. Были созданы еврейские училища для подготовки раввинов, где наряду с традиционным еврейским давалось и универсальное образование; открылась сеть школ с преподаванием и общих предметов. По некоторым данным, к 1855 г. число таких учебных заведений в России превышало сотню, и обучалось в них не менее 3 500 человек. Большое внимание уделялось здесь изучению языков и, что особенно важно, русскому языку (на него было выделено часов даже больше, чем на обучение ивриту). Нет сомнений, что выпускники таких училищ пополнили впоследствии ряды русско-еврейской интеллигенции. Гинцбурга можно с полным основанием назвать одним из самых ревностных «маскилим». Будучи страстным книгочеем, он закладывает основу того книжного и рукописного собрания, которое исследователи назовут впоследствии коллекцией баронов Гинцбургов. К работе в библиотеке, которую он начал всерьез собирать с 1840 г (сначала в Каменец-Подольском, а затем и в Париже), Евзель Гавриилович привлек таких видных ученых, как ориенталист А. Нейбауэр, знаток еврейских древностей С. Закс. Последний стал с 1856 г. заведовать всем его книжным фондом. Благодаря Заксу книгохранилище пополнилось многими средневековыми манускриптами и редкими изданиями. Он приобретал рукописи из коллекций таких видных гебраистов, как С. Баэр, Э. Кармоли, Н. Коронел и др. Как мы уже знаем, сей библиотеке было уготовано большое будущее. Евзель не просто сочувствует современным прогрессивным образовательным проектам, но в 1863 г. основывает «Общество распространения просвещения между евреями России», содержа его почти исключительно на свои средства. Основной пункт его устава гласил: «Общество споспешествует распространению между евреями знания русского языка, издает само и содействует другим к изданию полезных сочинений, переводов и периодических изданий как на русском, так и на еврейских языках, имеющих целью распространять просвещение между евреями, и поощрять пособиями юношество, посвящающее себя наукам». Общество занималось активной издательской деятельностью. Были выпущены «Сборник статей по еврейской истории и литературе» (Вып.1-2, Спб., 1866-1867), сборники нравоучительных высказываний от эпохи таннаев до последователей М. Мендельсона «Мировоззрение талмудистов, свод религиозно-нравственных поучений, в выдержках из главных книг раввинской письменности» (Т. 1-3, Спб., 1874-1876), а также издание Торы с новым переводом – «Пятикнижие Моисеево в еврейском тексте с дословным русским переводом для евреев» (Вильна, 1875) и другие книги, пользовавшиеся широким признанием. Общество предоставляло субсидии еврейским периодическим изданиям как на русском языке – «День» (1869-1876), «Еврейская библиотека» (1871-1880), так и на иврите – «Ха-Цфира», «Ха-Мелиц», а также на составление учебников русского языка для евреев и перевода на русский язык сидура и махзоров. Общество оказывало материальную помощь еврейским ученым, занимавшимся исследованиями еврейской истории, авторам научно-популярных книг на иврите, пропагандировавшим «положительные науки и естественные знания». Кроме того, оно распространяло книги на иврите, учебные пособия, помогало формировать еврейские общественные и школьные библиотеки. Значительную статью расходов в бюджете общества составляла помощь учащимся высших и средних учебных заведений. В частности, была учреждена стипендия для евреев, обучавшихся в Медико-хирургической академии. Так не без участия Гинцбурга в России появились первые дипломированные врачи иудейского вероисповедания. В поле зрения нашего мецената и правозащитника оказались и евреи-ремесленники, для коих он добился от правительства разрешения проживать за пределами черты оседлости. И опять Евзель идет здесь вразрез с традиционными представлениями еврейской массы, относившейся к подобному труду с нескрываемым презрением. Тем самым он поощряет иудеев к занятиям производительной деятельностью вопреки господствующим предрассудкам! Ратует он и за насаждение среди евреев земледельческого труда, о чем подает записку в правительство в 1862 г., а также создает при Министерстве государственных имуществ специальный фонд для премирования лучших евреев-земледельцев. По неустанным ходатайствам Евзеля Гинцбурга и при деятельной помощи его сына Горация проживание за пределами черты оседлости было разрешено следующим категориям евреев: купцам 1-й гильдии (1859 г.); так называемым «николаевским солдатам», то есть лицам, отбывшим воинскую службу по рекрутскому уставу (1867 г.); всем, занимающимся так называемыми «либеральными» профессиями, то есть акушеркам, фармацевтам, дантистам и т. д. (1869 г.). Особенное же внимание уделил Гинцбург вопросу о реформе воинской повинности, разрабатываемой в 1870-е гг. Большинство иудеев, чуждые русскому языку, тщательно оберегавшие свои ритуальные законы, в особенности, о кошерной пище, считали эту повинность огромным бедствием для еврейского народа. Евзель же стоял на том, что предоставление прав евреям накладывает на них обязательство по исполнению всех повинностей, не исключая и воинской, и если евреи не будут уравнены с другими в обязанностях перед государством, нельзя будет мечтать об уравнении их и в гражданских правах. И, действительно, воинский устав 1874 г. уравнял в правах всех и не содержал ни одного постановления, которое относилось бы специально к евреям. Этот результат был достигнут благодаря самоотверженной работе Гинцбурга. Евзелю Гаврииловичу удалось добиться, казалось бы, невозможного – высочайшего разрешения на строительство в Петербурге Хоральной синагоги. Долгое время он был признанным лидером столичной еврейской общины. В 1874-м к многочисленным его регалиям прибавился еще и титул барона. Он был дарован Гинцбургу великим герцогом Гессен-Дармштадтским. В этом звании семья Гинцбургов была записана в особую книгу, которая велась Департаментом Герольдии Правительствующего Сената для дворян, имеющих почетные титулы. Евзель Гавриилович ушел из жизни в январе 1878 г. в окружении многочисленного семейства. Смерть застала его на берегах Сены, где он, неизлечимо больной, спасаясь от сырой и промозглой петербургской зимы, провел последние дни. И похоронен он был в Париже, в фамильном склепе. Ему была дарована успешная и счастливая жизнь созидателя. И вместе с созданными им банками, предприятиями, акционерными обществами, вместе с происходившими благодаря его усилиям благотворными переменами в положении русских евреев, Евзель Гинцбург создал и себя, собственную личность, обаятельную и исключительно притягательную, оставившую заметный след в российской истории. «Краса Израиля» Сохранился исторический анекдот: барон Гораций Осипович Гинцбург (1833-1909) как-то ехал в карете с императором Николаем II. Проходивший мимо мужик не смог сдержать удивления: «Надо же, жид с царем едет!». Мужика схватили и хотели было препроводить в кутузку за оскорбление барона. Но Гинцбург попросил не наказывать простолюдина и даже подарил ему золотой. За что? За то, что тот лишний раз напомнил ему, что он еврей. А этот представительный господин, изъяснявшийся на французском лучше, чем на русском, высокого роста, статный, с аристократическими манерами и с такой пленительной, располагающей к себе улыбкой, очень любил, когда ему напоминали о его происхождении, ибо был евреем религиозным и самым что ни на есть правоверным. Он был убежден, что иудаизм является предтечей всякой культуры. О чем бы ни заходила речь, барон неизменно ссылался на то, что в еврейской письменности давно уже имеется разрешение всех проблем касательно благополучия людского. Одной из его любимых фраз было: «В Талмуде сказано». И эта убежденность проскальзывала во всех его разговорах. Барон Гораций Осипович Гинцбург Доскональное знание Талмуда и древнееврейского языка он приобрел еще в детстве под руководством известного знатока иврита М. Сухоставера, сначала в Звенигородке Киевской губернии, где он родился и провел ранние годы, а затем в Петербурге и Париже, где попеременно проживала семья Гинцбургов. Как и другим своим детям, отец дал Горацию блестящее домашнее образование, поручив сие дело лучшим педагогам и специалистам. Вообще, авторитет родителя был всегда непререкаем для Горация. «Мой отец так поступал или находил нужным так поступать», – это было побудительным мотивом всех его дел и поступков. Неудивительно поэтому, что уже в молодые годы он становится главным компаньоном и помощником отца. И женился он в 20 лет на своей кузине Анне Гесселевне Розенберг (1838-1878) тоже с оглядкой на Евзеля Гаврииловича: ведь избранница Горация пользовалась в семье Гинцбургов особым уважением и имела на тестя огромное влияние. Можно с определенностью утверждать, что права российских евреев, полученные в 1850-х – 1870-х гг., были отвоеваны Евзелем Гинцбургом при деятельной и энергичной помощи Горация. Это же относится и к банковской и финансовой деятельности Гинцбурга-старшего: сын всегда был его правой рукой. Но Горацию Гинцбургу суждено было приумножить славу родителя и приобрести уже не только европейскую, но и всемирную известность. И не столько в предпринимательской сфере (хотя здесь он не только упрочил, но и развил дело отца, став учредителем новых акционерных обществ, крупнейших золотодобывающих товариществ, собственником сахарных заводов, спонсором строительства российских железных дорог и т. д.), сколько на ниве благотворительности и на правозащитном поприще. Еще при жизни Евзеля Гинцбурга в Горации угадывался деятель недюжинный и вполне самостоятельный, видный филантроп и меценат. Его исключительное положение в России было засвидетельствовано Гессенским домом: в 1868 г. Гораций Гинцбург был назначен Гессен-Дармштадтским генеральным консулом в Петербурге, причем он был первым в истории некрещеным евреем-дипломатом, признанным петербургским двором. Когда в 1871 г. герцогство Гессенское было упразднено Бисмарком, Горацию (и только спустя три года и его отцу Евзелю!) было даровано потомственное гессенское дворянство с баронским титулом в придачу. Размах благотворительности Горация Гинцбурга не имел границ. Казалось, нет в Петербурге такого крупного начинания, в котором он не принял бы участия как своими щедрыми денежными взносами, так и своим трудом. И отнюдь не все из них непосредственно касались его единоверцев. То он учреждает образцовое ремесленное училище имени цесаревича Николая, то обустраивает при Биржевой больнице специальный хирургический лазарет, в коем сотням нуждающихся оказывается неотложная помощь первоклассными медиками. При его непосредственном участии в Петербурге открывается Археологический институт, получивший статус Императорского; работают Высшие женские «Бестужевские» курсы – своего рода частный университет, содержавшийся на благотворительные средства. Он жертвует ассигнования на основанный принцем А.П. Ольденбургским Институт экспериментальной медицины (по примеру знаменитого Пастеровского института во Франции), учреждает Общество дешевых квартир в Петербурге, участвует в работе Общества по улучшению условий жизни бедных детей, попечительствует Школе Коммерции императора Николая II и т. д. Перечислить все его щедрые пожертвования нет возможности. Важно то, что непременным условием его участия в сих проектах было требование равных возможностей для людей всех национальностей и вероисповеданий. «Он не делал различия между людьми... – скажет о нем современник, – ибо учители закона, которому он был всю свою жизнь верен, всегда говорили о людях, не различая ни эллина, ни иудея». Гораций Гинцбург находился в самом средоточии интеллектуальной жизни своего времени. Его петербургский дом, как некогда дом его отца в Париже, открыл свои двери для лучших представителей передовой российской интеллигенции. Дружеские отношения связывали Гинцбурга с М.М. Стасюлевичем и литераторами круга либерального журнала «Вестник Европы»: председателем Совета присяжных поверенных Петербурга К.К. Арсеньевым; профессором уголовного права, выдающимся криминалистом В.Д. Спасовичем; историком литературы А.Н. Пыпиным; профессором Военно-юридической академии К.Д. Кавелиным; выдающимся историком искусств и меценатом В.В. Стасовым (ставшим впоследствии горячим поклонником еврейских талантов). Здесь часто бывали писатели И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, М.Е. Салтыков-Щедрин, П.Д. Боборыкин, прославленный юрист А.Ф. Кони, терапевт, основатель школы русских клиницистов С.П. Боткин, замечательный русский философ В.С. Соловьев. С последним Гинцбурга связывали особенно доверительные и близкие отношения. Не исключено, что именно под влиянием Гинцбурга Соловьев стал изучать иудаизм по первоисточникам и приобрел основательные познания в Талмуде; биографы философа свидетельствуют, что последними его словами на смертном одре были: «Шма Израэль». К сожалению, переписка Гинцбурга c Соловьевым, а также с другими деятелями культуры, хранившаяся в архиве барона и имеющая первостепенное научное значение, погибла, опровергая известное утверждение, что рукописи не горят. Тесные отношения установились у Горация Осиповича с художником И.М. Крамским, который рисовал портреты семьи Гинцбургов, а также придворным живописцем М.А. Зичи, писавшим виртуозные, отмеченные чертами салонности сцены охоты. Гораций собирал современную русскую живопись, в его петербургском доме хранилась коллекция портретов XIX века. Именно Гинцбург способствовал тому, что никому не известный портняжный подмастерье из Вильны М.М. Антокольский получил академическое образование и обрел всемирную славу скульптора. И барон никогда не оставлял его своими милостями, предоставив возможность уже неизлечимо больному Антокольскому провести последние месяцы жизни в благословенной Швейцарии. Гинцбург создал тогда в Академии искусств специальный фонд для выдачи премий евреям-художникам. Приятельствовал барон и с первым директором Петербургской консерватории А.Г. Рубинштейном, и с известным виолончелистом К.Ю. Давидовым, и с скрипачом, профессором Л.С. Ауэром. Он оказывал материальную поддержку юным скрипачам Яше Хейфецу и Мише Эльману – они были стипендиатами Гинцбурга. Но особенно продуктивно благотворительная и образовательная деятельность Горация Осиповича реализовалась в рамках «Общества для распространения просвещения между евреями России», председателем которого он стал после смерти отца. Так, в 1880 г. им был основан фонд для помощи еврейским студенткам. Впечатляющей была и издательская продукция просветителей. Увидели свет «Русско-еврейский архив» (под редакцией С. Бершадского, Т. 1-2; Спб., 1882), «История евреев» Г. Греца (Cпб., 1883) и др. Для изучения истории евреев России была создана особая Еврейская историко-этнографическая комиссия (преобразованная впоследствии в Еврейское историко-этнографическое общество). Именно она напечатала классический труд «Регесты и надписи» (Т. 1-3. Спб., 1899-1913), ставший настольной книгой каждого любителя еврейской старины. Была организована этнографическая экспедиция, собравшая уникальную коллекцию предметов национальной материальной культуры, – эта коллекция потом легла в основу музея («благополучно» закрытого при советской власти). Велики заслуги Общества и в деле начального образования евреев. Были изданы «Сборник в пользу начальных еврейских школ» (1896), «Справочная книга по вопросам образования евреев» (1901). Выдавались субсидии как евреям-учащимся общих учебных заведений, так и непосредственно еврейским начальным школам. Общество содействовало и открытию новых школ, ставя условием преподавание в них религиозных предметов и языка иврит. Работа Общества значительно расширилась с открытием новых отделений в Москве (1894), в Риге (1898), в Киеве (1903). К концу жизни барона Общество насчитывало 30 отделений с семью тысячами членов; в его распоряжении находились 9 библиотек. В 1907 г. под патронажем Общества в Гродно были открыты двухгодичные педагогические курсы для подготовки кадров еврейских учителей. Гораций Осипович незамедлительно отзывался на каждую еврейскую беду. Так, он молниеносно отреагировал на сообщение, пришедшее в 1878 г. из Кутаиси: группу евреев облыжно обвиняли здесь в ритуальном убийстве христианского мальчика. Барон не только нанял для ведения дела лучшего адвоката, но и вдохновил профессора восточного факультета Петербургского университета, выдающегося ориенталиста-семитолога Д.А. Хвольсона написать ученое сочинение по истории кровавого навета и опровержению его. Книга профессора «Употребляют ли евреи христианскую кровь?», изданная на средства Гинцбурга, – первое в России исследование по сему вопросу – была переведена на несколько европейских языков и имела широкий резонанс. В результате кутаисские евреи были оправданы, причем отвергнута была сама идея о ритуальном убийстве, допускаемом еврейской религией. Приход к власти Александра III, круто изменившего политику в отношении евреев, отнял всякую надежду на какие-либо позитивные перемены. Историки говорят о патологическом антисемитизме этого императора, характеризуя его отношение к иудеям как «апофеоз злобствования, безграмотности и узколобой, антихристианской мстительности». Ненависть сего венценосца к еврейскому племени прослеживается еще со времен Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Тогда армия под водительством Александра, в то время цесаревича, потерпела сокрушительное поражение. Причиной сего, как ему казалось, была нераспорядительность евреев-поставщиков. Злоба на них, при недостаточной личной культуре, перенесена была им на евреев вообще. Масла в огонь подлило и то, что в результате позорного для России Берлинского Конгресса 1878 г., благодаря влиянию французских и английских еврейских деятелей («Алианс Израэлит»), евреям Балканских государств были гарантированы равные права. Это повлекло за собой и временное либеральное отношение к евреям в России, олицетворяемое в правительстве Александра II М.Т. Лорис-Милюковым, который даже всерьез обсуждал возможность отмены черты оседлости. Все это вызвало резкое неудовольствие Александра III, видевшего вокруг всевластие могущественной «жидовской спайки». Причем в своем еврейском (точнее, антиеврейском) законодательстве он руководствовался не какими-либо рациональными, государственными резонами, нет – им двигали эмоции, предубеждение, предрассудки. Примечательно, что на одном из ходатайств, сетующем на вопиющую дискриминацию русских евреев, он, оправдывая такое положение дел, пишет на полях: «...Они забывают страшные слова их предков. Кровь Его на нас и на чадах наших! Вот в чем вся их гибель и проклятие Небес!». То есть юридический вопрос о правах граждан он по существу превращает в напоминание о легендарной вине и коллективной ответственности еврейского народа перед христианством. Как видно, из всех российских монархов ему более всего была близка отличавшаяся воинствующей юдофобией императрица Елизавета Петровна с ее знаменитым: «От врагов Иисуса Христа не желаю интересной прибыли!» Эти настроения царя чутко уловил новый министр внутренних дел Н.П. Игнатьев, опубликовавший в мае 1882 г. так называемые Временные уложения – драконовские законы, которые – увы! – остались в силе до 1917 г. Они основывались на порочной идее: евреи сами виноваты в своем плачевном положении, ибо спаивают русский народ, нещадно эксплуатируют крестьян и бегут из черты оседлости, дабы влиться в русскую революцию. Власть принимала на себя обязательство защитить русский народ и прежде всего крестьянство (ею же ограбленное!) от еврейских «кровопийц». Согласно Майским законам (как их потом стали называть) надлежало изгнать евреев из деревень в города и местечки, лишить их права на винную торговлю и резко ограничить их допуск в высшие учебные заведения. Невольно вспоминается Тевье-молочник Шолом-Алейхема, вынужденный продать дом и корову и покинуть деревню, где он вырос. По таким трудягам и ударил закон Игнатьева об изгнании евреев. Это он лишил заработка сотни тысяч семей, пробавлявшихся производством и продажей спиртных напитков. Наконец, он действительно толкнул в революцию тех, кто хотел бы пойти в университеты, но оказался заложником процентной нормы. А куда деваться еврею, который овладел русской грамотой, сдал выпускные экзамены в гимназии, но никуда, ни в один вуз не мог податься? В черте оседлости экономические условия были и без того чудовищными: более миллиона человек нуждалось в финансовой помощи, у них не было средств даже на то, чтобы отпраздновать еврейскую Пасху. Игнатьевские законы способствовали обнищанию еврейского населения и эмиграции 1 миллиона 250 тысяч евреев в Аргентину, Палестину и США. Миновало золотое времечко Царя-Освободителя Александра II, когда наш барон вместе со своим отцом Евзелем Гинцбургом шаг за шагом отвоевывал права для своих многострадальных соплеменников. По стране прокатилась волна неслыханных ранее еврейских погромов, чинимых с молчаливого одобрения властей городским отребьем. И теперь, в эпоху реакции, уже не было речи об эмансипации евреев. Все усилия должны были быть направлены на сохранение того, что было дано им раньше и на предупреждение дальнейших ограничений в правах. А что же Гораций Гинцбург? Очень точно скажет потом о нем юрист М.М. Винавер: «Только он оставался до конца на избранной им дороге и продолжал бороться. Бороться... это слово так не подходило к его доброму, мягкому... лицу, ко всей его грузной, но ребячески кроткой, доброй фигуре. Чем он мог бороться? Меч его – была его добрая, сердечная улыбка, а вся броня против жестоких ударов – бесконечно любящее, неотразимо преданное своему народу сердце. Он просил и убеждал, уходил и опять возвращался. Не раз к нему летело с уст современников и слово осуждения за эти бесконечные и, казалось, бесцельные хлопоты. И те, кто осуждал, не понимали, что легче побеждать громко и даже падать геройски в открытом бою, чем так изо дня в день стучаться и уходить, уходить и вновь возвращаться... Выдержать так всю жизнь, выдержать с достоинством, не сгибая спины, может только душа, исполненная снисхождения даже к ним, к этим надменным и безжалостным, о ледяные сердца которых разбивались все его просьбы. Да, таков он был: он искренне прощал врагов своих, даже врагов своего народа». Все прошения, ходатайства, меморандумы о правах евреев, которые представлялись правительству, всегда проходили строгую цензуру Горация. Врожденный такт подсказывал барону наиболее подходящие выражения. Он нещадно вычеркивал такие слова, как «весьма», «крайне», «бесспорно». В результате документ под его пером обретал спокойный, деловой, ровный характер и выигрывал в своей эффективности. Сей особый «баронский» стиль был почтительным, но требовательным. Гораций Осипович пристально наблюдал за жизнью своих соплеменников на местах и всегда вставал на их защиту, отстаивая их интересы в Правительствующем Сенате. Он заручился в этом поддержкой человека, коего современники называли не иначе, как «судьей праведным», а именно начальника первого департамента Сената В.А. Арцимовича. Благодарная память об этом сановнике-юдофиле увековечена в выполненном М.М. Антокольским бюсте Арцимовича, которым Гинцбург украсил свой рабочий кабинет. В 1882 г. Гораций принял деятельное участие в работе Высшей комиссии по пересмотру законодательства о евреях под председательством бывшего министра юстиции графа К.И. Палена, созванной самим царем. Слыл Пален мужем справедливым и неподкупным. Его Комиссия предприняла серьезное обследование жизни российских евреев. Были подготовлены и изданы труды об экономическом положении евреев в черте оседлости, об истории законодательства о евреях, о статистике еврейского населения и т. д. И тут в дело вступает барон. Он с фактами в руках опровергает расхожее мнение, что евреи якобы уклоняются от воинской повинности. Гинцбург предоставляет материал, из коего следует, что официальные цифры недобора евреев объясняются их неправильной регистрацией при призывах, а также установленными для них особыми правилами набора. На самом деле в процентном отношении число призывников-евреев даже превышает количество представителей других национальностей. И вот победа: большинство членов Высшей комиссии имело мужество признать, что существующие ограничения не решают еврейского вопроса, что дальнейшее следование по этому пути и несправедливо, и не вызывается надобностью, принося лишь вред (в том числе и экономический) не только самим евреям, но и всему населению. Комиссия предложила постепенно расширять права евреев. Словом, Пален и его сотрудники не оправдали «доверия» Александра III, открыто проводившего шовинистическую, антисемитскую политику. К несчастью, неожиданно для всех в 1887 г. Комиссия была закрыта. Тогда решение о судьбе еврейского народа было передано в руки Совещания, образованного Министерством внутренних дел под председательством завзятого реакционера В.К. Плеве, бывшим в то время товарищем министра. Зоологический антисемит и карьерист, стремившийся выслужиться перед юдофобом-царем, Плеве вознамерился не только закрепить драконовские Майские правила, но и ужесточить их, доведя до крайних примеров жестокости и человеконенавистничества. Этот новоявленный Аман XIX столетия возжелал удалить из сельской местности даже тех евреев, которые проживали там законно, причем любая отлучка должна была влечь за собой запрет возврата в родные пенаты; и евреям-ремесленникам, получившим ранее разрешение жить вне черты оседлости надлежало немедленно убираться восвояси; запрещалось также приобретать и арендовать недвижимую собственность вне городов; всякое же нарушение сих «правил» должно было караться тюремным заключением. Эти, с позволения сказать, «законодательные предложения» должны были быть внесены в Государственный Совет на утверждение. В таких условиях, казалось, всякая борьба за права евреев должна была быть парализована. Но Гинцбург продолжал работать с удвоенной силой. Он вступает в борьбу, спокойно и терпеливо раскрывая перед правительством всю вредоносность «инициативы» Плеве. Он убеждает министра финансов И.А. Вышнеградского, сколь чудовищна и дика сия средневековая нетерпимость к евреям. В докладе последнего царю ему удалось доказать приносимую евреями пользу для экономической жизни страны; министр обратил также внимание самодержца на то, что проекты Плеве весьма неблагоприятным образом скажутся на финансах империи. И усилия барона увенчались успехом: предложения Плеве не были представлены в Государственный совет и канули в Лету. Так Гинцбург сумел отвратить страшную беду, нависшую над русским еврейством! Если бы за бароном не числилось никакой другой заслуги, кроме этой, то и ее одной было бы достаточно, чтобы его имя осталось навсегда памятным для евреев. Он жил исключительно интересами еврейства. И евреи всей России обращались к Горацию Осиповичу за помощью, относились к нему с неизменным уважением и благодарностью. «Укажите хоть одно местечко, – говорил о нем раввин В.И. Темкин, – которое в минуту скорби не просило бы барона об участии, о защите. Найдете ли вы хоть одного еврея, который в минуту отчаяния, в минуту горького страдания не взывал к барону?» Неоценима роль Гинцбурга как созидателя и главы Петербургской еврейской общины. Он организовал строительство столичной синагоги на Офицерской улице, торжественное открытие которой состоялось в 1892 г. Она действует и поныне. Этот архитектурный памятник в еврейском мавританском стиле – одна из ярких достопримечательностей города на Неве. Барон стал председателем Правления синагоги, при коем был устроен отдел общественного призрения, оказывавший помощь бедным. А ранее его жена, Анна Гесселевна, учредила на Васильевском острове еврейский сиротский дом. Трудно перечислить все дела, по которым барон выступал ходатаем, все еврейские мероприятия, которые он финансировал. Гинцбург щедро помогал жертвам пожаров, неурожаев, погромов, других бедствий. При этом он неизменно оставался русским патриотом, что признавали даже его враги, с коими он боролся. Он любил Россию такой, какая она есть, но с теми надеждами, которая она ему внушала. Патриотизм соединялся в нем с глубокой лояльностью по отношению к царю и правительству. Он знал недостатки режима, но никогда не боролся против существующего строя, следуя заветам Талмуда, что законы государства требуют неукоснительного подчинения. Болью отзывался в его сердце уход многих евреев в революционное движение. Заслуги Гинцбурга признало и русское правительство, возведя его в 1889 г. в ранг действительного статского советника, что соответствовало генеральскому чину, и наградив его высшими орденами. Но главное то, что барон был оценен властями как лидер всего российского еврейства. Гораций Осипович верил в счастливое будущее евреев именно в России, не одобряя ни идеи сионизма, ни эмиграцию в Палестину, Аргентину и США, принявшую тогда массовый характер. Но, уважая выбор многих своих единоверцев и понимая, что без его участия в сем деле (в том числе и материального) переселение евреев из России невозможно, он возглавил в 1893 г. центральный комитет Еврейского колонизационного общества. Вскоре под его патронажем работало 507 эмиграционных комитетов! Впоследствии именем Гинцбурга будет названа земледельческая колония в Аргентине. Барон ушел в мир иной в 1909 г. на 76-м году жизни. Очень проникновенно сказал о нем на гражданской панихиде Г.Б. Слиозберг: «Красой Израиля был Гораций Осипович. Он был красою не тем, что был богат и знатен, не тем, что влиятелен и свое влияние всегда направлял на пользу других, и не тем еще он был красою, что он щедро уделял для ближних от щедрот, коими его самого одарила судьба... Не было горя человеческого, которому он не сочувствовал бы и которое не стремился бы облегчить, не разбирая, кто страдает – свой или чужой, да и не было для него чужих. Но не только этим он был красою еврейства. Даже и не тем еще, что, любя прекрасное, он поощрял искусство во всех его проявлениях, что, будучи сам просвещен, он просвещал других и сеял просвещение щедрою рукой направо и налево, даже не только рядовой сеялкою, – в уверенности, что как бы ни было брошено семя на благодарной почве еврейства, – оно даст богатые плоды. Был он красою еврейства тем, что был живым образцом еврея, проникнутого еврейским духом, еврейским идеалом, и все, что он делал и чем он был, было проявлением его еврейства. Все, что он делал, – он делал не, как говорят иные, "хотя он был еврей", а именно "потому, что он был еврей". Во всем он следовал заветам еврейского вероучения и морали, ни на минуту он не забывал, что, по словам наших законоучителей, "мир крепок тремя предметами: истиной, справедливостью и благоволением"». Гинцбург завещал похоронить его в Париже, там, где покоился прах его отца. Церемония отправки тела во Францию была обставлена чрезвычайно торжественно. Присутствовали делегации из многих городов. До Парижа гроб везли специально выделенные посланцы. Но через какое-то время имя Горация Осиповича стало забываться. Оно и понятно: он был слишком традиционным еврейским лидером, верноподданнически ходатайствовавшим перед власть имущими о своем народе. Царское же правительство не желало облегчать положение евреев, видя в чужеродной нации и козла отпущения, и причину революционного движения. «Да будет же мне Союз русского народа надежной опорой, служа во всех и во всем примером законности и порядка!» – подбадривал черносотенцев император Николай II, вовсе не собираясь охранять евреев от погромов и преследований. В этих условиях надо было не просить, а требовать, кричать, а то и браться за оружие. А еще позднее разразился Октябрьский переворот с его лозунгами интернационализма и пролетарской солидарности, начисто отвергнувший национальную идентификацию еврейства. Понятно, что в этих условиях имя известного еврейского «штадлана» было почти под запретом: сведений о нем мы не находим ни в одной изданной в СССР энциклопедии или же биографическом словаре. Однако, благодарная память о замечательном еврейском правозащитнике жива сегодня среди евреев всего мира – и в Израиле, и в России, и в Аргентине. А в США учрежден специальный фонд барона Гинцбурга, который периодически присуждает премии за лучшее произведение по еврейской истории и литературе. Гораций Осипович Гинцбург являет собой характерный тип еврея – благотворителя и филантропа, говоря о коем даже не отличавшийся любовью к иудеям Николай II признал: «Вот человек, о котором никто не произнес ни одного дурного слова». И пример этот достоин подражания. Еврейский антиквар «Я хочу показать, как поэзия вырывается живым ключом из недр метрики; я хочу показать, почему пресловутая скандовка режет нам ухо, и искусное чтение открывает перед нами новые, дальние горизонты; я хочу показать, как следует толковать произведения наших великих поэтов, и как для верной их оценки нужно выбирать их естественный ритм; я хочу показать, как при свете разумно понятой метрики наше духовное око оказывается способным видеть все, что происходит в их душе в пору вдохновения; я хочу показать, как, сбросив чужое иго, мы можем теперь, не мудрствуя лукаво и не вдаваясь в заоблачные теории, сочинять прекрасные стихи и дать себе точный отчет в их внутреннем построении». Барон Давид Горациевич Гинцбург Мы привели краткий фрагмент из книги барона Давида Горациевича Гинцбурга (1857-1910) «О русском стихотворении; опыт ритмического строя стихотворений Лермонтова», чтобы читатель услышал голос этого выдающегося ученого и просветителя. Труд сей отмечен горячей любовью к отечественной поэзии, причем обращает на себя внимание удивительно чистый и вместе с тем яркий, эмоциональный русский язык автора. Питается он не только чтением классики, но и разговорами часто бывавших в доме Гинцбургов мастеров русского слова, слышанными тогда еще совсем юным Давидом. В этой своей книге о поэзии Гинцбург свободно оперирует и примерами французской, немецкой, английской, итальянской, польской, древнегреческой, латинской, древнееврейской и даже арабской версификации, обнаруживая тем самым завидную филологическую эрудицию. Впрочем, как это водилось в семье Гинцбургов, полиглотом он стал еще с детства, получив превосходное домашнее образование. Отец, Гораций Осипович, дал сыну традиционное еврейское воспитание, а также обучил его основным европейским и классическим языкам. Гинцбург-старший приставил к Давиду лучших менторов – настоящих специалистов своего дела. Один из них, тонкий знаток еврейской средневековой книжности и философии, Сениор Закс (1816-1892), оказал на мальчика определяющее влияние. Составитель каталогов древних еврейских рукописей, Закс был заведующим библиотекой баронов Гинцбургов, и именно он привил Давиду жадный и стойкий интерес к книжным раритетам и манускриптам, и это вылилось в охватившую нашего героя страсть на всю жизнь. Другой ментор, Гирш Рабинович (1832-1889), составитель популярного среди евреев в свое время компендиума по естественным наукам, обладал даром журналиста и бойкого полемиста, что передалось и его подопечному. Несомненно и воздействие на Давида одного из наиболее выдающихся гуманитариев XIX века, ориенталиста Адольфа Нейбауэра (1831-1907), ставшего впоследствии профессором кафедры раввинской литературы Оксфордского университета. Нейбауэр, наряду с красотами древнееврейской и караитской письменности, открыл Давиду обаяние арабской литературы и языка. Уже в юности было ясно: Давид не обладает свойственной Гинцбургам жилкой предпринимателя и финансиста, зато в нем явственно угадываются задатки будущего ученого. Его манит колыбель цивилизации – древний Восток, и он всячески стремится постичь его историю и культуру. В Париже Гинцбург по собственному почину слушает лекции знаменитого арабиста и историка ислама, специалиста по древней поэзии Станисласа Гюара (1846-1884). Барон живо воспринял теорию Гюара о системе стихосложения на основе естественного ритма языка; впоследствии он разовьет ее в своих научных трудах. А историю восточных культур, особенности средневековых арабских и персидских литературных текстов, ему, вольному слушателю, преподает в Петербургском университете профессор Виктор Романович Розен (1849-1908) – создатель школы русской арабистики. Розен являл собой тип широко образованного ученого с особым интересом к культурно-историческим вопросам, что передалось и его ученику Гинцбургу. Знания, полученные в результате домашнего образования и самообразования, позволили двадцатилетнему Давиду сдать экстерном экзамены в Петербургском университете и получить степень кандидата. Но Давид этим не ограничился. Жажда знаний влечет его в основанный еще в XV веке старейший в Европе Грейфсвальдский университет. Здесь он становится учеником знаменитого профессора Феодора Альвардта (1828-1909), знатока древнеарабской поэзии и восточных языков. Гинцбург, между прочим, изучил там коптский язык, став единственным специалистом по cему языку в России. Женился он по меркам семьи Гинцбургов довольно поздно – в 26 лет, взяв в супруги свою двоюродную сестру Матильду Уриевну Гинцбург, которая была младше его на семь лет. Бракосочетание и свадьба с традиционной хупой состоялись в Париже. В этом браке родилось пятеро детей: Анна, Иосиф-Евзель, Марк, Софья и Евгений. Все они (кроме Марка, который скончался в детском возрасте) переживут потом революцию и эмигрируют: Анна и Иосиф-Евзель – во Францию, Софья – в Палестину, а Евгений – в Аргентину. Научно-просветительская деятельность барона была весьма продуктивна. Среди опубликованных им многочисленных трудов – первоиздание книги «Сефер ѓа-’анак: Таршиш» («Книга ожерелья: Хризолит») (1886) знаменитого еврейского средневекового поэта, философа и лингвиста Моше Ибн Эзры, а также комментированный арабский перевод этого произведения (1887). В 1896 г. увидел также свет сборник «Диван» Ибн Гузмана, поэта-мусульманина XI века из Кордовы. Но, пожалуй, наиболее впечатляющим было предпринятое Д. Гинцбургом совместно с художественным критиком В.В. Стасовым издание “L’ornement hebreu...” («Древнееврейский орнамент») (1905). Этому роскошно изданному альбому с образцами орнаментов, извлеченных из сирийских, йеменских, африканских еврейских рукописей, предшествовала двадцатилетняя подготовительная работа с манускриптами Императорской Публичной библиотеки. Деятельное участие в этом проекте Стасова замечательно и весьма поучительно для нынешних «патриотов». Вот что говорит по этому поводу исследователь А. Канцедикас: «Для Стасова поиск национальной самобытности еврейского искусства был тесно связан с основной задачей его культуртрегерской деятельности – изучением и внедрением в современную ему художественную практику самобытных основ искусства русского. Это может показаться парадоксальным, так как активизация русского национального чувства сегодня часто соседствует с проявлениями антисемитизма». Библиография работ Давида Горациевича весьма внушительна. Он печатался в наиболее авторитетных научных журналах и сборниках его времени. То он публикует очерк по истории каббалы в журнале «Вопросы философии и психологии», то помещает в «Журнале Министерства народного просвещения» обширную статью о первой еврейской школе в Сибири. Его охотно печатают такие еврейские издания, как “Revue des Etudes Juives”, “Hameliz”, “Hajom”, “Hakedem”, «Восход» и др., а также редакторы юбилейных научных сборников в честь именитых ученых – профессоров В.Р. Розена, Д.А. Хвольсона, А.Я. Гаркави, Л. Цунца, М. Штейншнейдера и др. Барону принадлежит такой фундаментальный и поистине титанический труд, как каталог и описание рукописей Кабинета восточных языков при Министерстве иностранных дел. При этом следует иметь в виду, что далеко не все, написанное Гинцбургом, увидело свет при его жизни. Приведенная выше книга о поэзии Лермонтова вышла лишь в 1915 г. А составленная им «Хаггада шель Песах» (сборник молитв, благословений, комментариев к Библии и песен, связанных с темой исхода из Египта) была опубликована лишь в 1962 г. Об уникальной библиотеке, собранной тремя поколениями баронов, уже шла речь. Коллекция была передана Давиду еще при жизни отца и в 1880-е гг. была свезена в Петербург, в дом барона на Первой линии, № 4, частично из Каменец-Подольского (где ей было положено начало), частично из Парижа (где с 1850 годов находилось самое ценное ее собрание). Гордость библиотеки составляли еврейские рукописи и книги, число коих при Давиде Горациевиче значительно умножилось. Поступления материалов в еврейский отдел библиотеки осуществлялись как в результате их приобретения у ведущих книготорговцев, в том числе и за границей (Ф. Гирша, Э. Аскинази, Э. Дайнарда и др.), так и в результате покупки целых книжных собраний (сюда влились, например, около 100 редчайших еврейских изданий из коллекции И.М. Вязинского). Любопытно, что к Гинцбургу перешла вся личная библиотека философа В.С. Соловьева, включающая сочинения по богословию. Трудно составить полный перечень научных обществ, в коих состоял Давид Горациевич. Он был пожизненным членом Императорского Русского Археологического Общества и парижского “Societe Asiatique”, членом Ученого комитета Министерства народного просвещения и т. д. Причем участие Гинцбурга в сих объединениях отнюдь не было синекурой, а всегда было оплачено делом. Он и сам был вдохновителем и учредителем Общества востоковедения и “Societe des etudes juives” в Париже. При его ближайшем участии возникло Общество для научных еврейских изданий, и одним из самых масштабных проектов сего общества было издание Ф.А. Брокгаузом и И.А. Ефроном в 1908-1913 гг первой в России «Еврейской энциклопедии» – «свода знаний о еврействе и его культуре в его прошлом и настоящем». Это самая полная и обширная (по объему текстов и качественных иллюстраций) Энциклопедия на данную тему из выпущенных до сегодняшнего дня (достаточно сказать, что в ней содержится более 21 тыс. статей). «Идея об издании [Энциклопедии – Л.Б.]..нашла в нем горячее и деятельнейшее сочувствие, – говорит биограф Д. Гинцбурга Г. Генкель, – он первый поддержал эту мысль, и его содействию Энциклопедия в значительной мере обязана своим существованием». Наряду с д-ром Л.И. Кацнельсоном, Гинцбург становится главным редактором Энциклопедии; он также ведет в ней отделы арабской и гаонской литературы. Статьи этого универсального компендиума, написанные выдающимися учеными того времени, не устарели и сегодня (особенно в вопросах истории, биографий и толкования библейских вопросов). Усилиями Давида Гинцбурга в Петербурге был открыт первый светский еврейский вуз в России – Курсы востоковедения. Такое название было навязано барону чиновниками из Министерства народного просвещения. Гинцбург же намеревался назвать его Институтом еврейских знаний. «Юдофобское русское правительство, – замечает по сему поводу историк М. Бейзер, – не могло допустить, чтобы "неприличное" слово "еврейских" появилось на вывеске высшего учебного заведения, и прикрыло "грех" фиговым "восточным" листком». В программу курсов входили научный анализ Танаха и Талмуда, еврейская и всеобщая история, философия, языки, литература и искусство народов Востока, психология и педагогика. Ректором вуза стал его учредитель барон Давид Гинцбург; он привлек к преподаванию в нем лучших историков, востоковедов, лингвистов, знатоков еврейской литературы: Л.И. Кацнельсона, С.М. Дубнова, Г.О. Слиозберга, М.Л. Вишнивицера, И.Ю. Маркона, А. Зарзовского и др. Сам Гинцбург читал курсы лекций по талмудической, раввинистической и арабской литературам, семитическому языковедению и средневековой философии. По словам С.М. Дубнова, барон часто приглашал студентов в свою библиотеку, где на столах лежали редкие фолианты, брал какой-нибудь классический еврейский труд и предлагал кому-то читать вслух, а сам объяснял непонятные места. Задачу Курсов востоковедения он видел в том, чтобы «создать интеллигентный элемент среди евреев, который сумеет с успехом отвечать духовным и научным потребностям русского еврейства, служить его интересам в качестве общественного раввина или учителя и содействовать сохранению в целом заветов прошлого». Как общественный деятель барон был прямым наследником своего выдающегося отца. Еще при жизни родителя он состоял членом Комитетов Общества по распространению просвещения между евреями России и Общества распространения земледельческого труда среди русских евреев. После же смерти Горация Гинцбурга он сменяет его на постах председателя Петербургской еврейской общины и председателя центрального комитета Еврейского колонизационного общества. Он также основывает Общество пособия бедным евреям Петербурга, Общество «Маахол кошер» для еврейского учащегося юношества, попечительствует сиротскому дому в Петербурге, Минской земледельческой ферме, Новополтавской сельскохозяйственной школе для евреев-колонистов и т. д. Давид Гинцбург был близким приятелем известного археолога, вице-президента Академии художеств графа И.И. Толстого, занимавшего в октябре 1905 – апреле 1906 гг. пост министра народного просвещения. Интересно, что этот либеральный сановник выступил тогда с инициативой отмены процентной нормы для приема евреев в учебные заведения. В 1907 г. И.И. Толстой и Д.Г. Гинцбург, а также философ Э.Л. Радлов, один из лидеров октябристов Ю.Н. Милютин, редактор «Петербургских ведомостей» Э.Э. Ухтомский и обер-прокурор Синода П.П. Извольский объединились в «Кружок равноправия и братства». Члены кружка, независимо от своих политических убеждений, должны были везде восстанавливать «мир, правду и справедливость», «вносить свой дух в Университет, Государственный совет и Государственную думу, а также через преподавателей в среднюю и низшую школу». Целью кружка было достижение равноправия всех народов России, причем особо подчеркивалось, что его участникам предстоит «и словом, и делом бороться с антисемитизмом». Барон, так же как его отец и дед, радел о еврейских интересах, неизменно ходатайствуя о своих соплеменниках. И к нему прислушивались: видный чиновник Министерства иностранных дел, он имел чин статского советника и был вхож в высшие правительственные круги. Покровительствовал он и еврейским талантам. Именно он увидел в пятнадцатилетнем Самуиле Маршаке будущего крупного поэта, рекомендовав его влиятельному В.В. Стасову, а уже с подачи последнего юное дарование стал потом опекать Максим Горький. Преждевременная кончина (в 53 года) помешала барону реализовать свой потенциал в полной мере: он лишь менее чем на два года пережил своего родителя, личность для евреев легендарную. Потому в историю еврейского правозащитного движения Давиду Горациевичу суждено было войти скорее как преемнику Горация Гинцбурга, нежели как самостоятельному деятелю. Но во взглядах на будущее еврейства он, как видно, расходился с отцом. Если Гинцбург-старший, несмотря ни на что, верил в счастливую жизнь иудеев в грядущей России, Гинцбург-младший был приверженцем переселения евреев в Палестину. Именно поэтому этот еврейский антиквар завещал коллекцию, любовно собранную тремя поколениями династии, Еврейской публичной библиотеке в Иерусалиме. Одобрили бы сей его поступок Евзель и Гораций Гинцбурги? Едва ли! Беззаветно преданные Отечеству, они, надо полагать, были бы довольны, что наследие еврейских баронов в конце концов осталось в России.