— Пойдем вниз! — позвал я Германа.

— Я останусь с мамой, — ответил он. — Она очень взволнована!

Я отступил на площадку.

— Чтоб никто из вас ни шагу! — прикрикнула мама. — Сейчас вызовем полицию.

Телефон у нас был внизу: я не понимал, как мы в таком случае сможем вызвать полицию, и мне совсем не хотелось, чтобы к нам явилась полиция. Тут мама приняла мгновенное и немыслимое решение: она распахнула окно своей спальни, выходившее на соседский дом, схватила туфлю и запустила ею в окно напротив через узенький проход между домами. Зазвенело стекло в спальне, где пенсионер-гравер Бодуэлл почивал со своей супругой. Здоровье Бодуэлла в последние годы несколько расстроилось, и на него порой "находило". Впрочем, что-нибудь находило почти на всех наших знакомых и соседей.

Была безлунная ночь. Два часа. Низко стелились темные тучи. Мгновенно в окне появился Бодуэлл, что-то крича, брызгая слюной и грозя кулаком. "Надо продать дом и вернуться в Пеорию", — донесся голос миссис Бодуэлл. "Грабители, — кричала мама, — грабители в доме!" Ни Герман, ни я не решились объяснить ей, что это не грабители, а привидение, но ведь она испугалась бы привидения еще больше, чем грабителей. Бодуэлл сначала думал, что грабители оказались в его собственном доме, но потом успокоился и вызвал к нам полицию по спаренному телефону у своей кровати. Когда он отошел от окна, маме вдруг неудержимо захотелось зашвырнуть туда и вторую туфлю, не потому что в это было зачем-то нужно, а просто потому, что, как мама позже объяснила, только тогда она почувствовала, какая это радость запустить туфлей в соседское окно! Я ее удержал.

Полиция появилась с достойной всяческих похвал быстротой: целый форд-седан с фараонами, два мотоциклиста и еще одна караульная машина с фараонами и репортерами. Они забарабанили в нашу парадную дверь. По стенам, по двору, по проходу между нашим домом и домом Бодуэллов заметались лучи фонариков. "Откройте! — потребовал грубый голос. — Мы из полиции!" Я хотел сойти вниз и впустить их, раз уж они приехали, но мама и слышать не об этом не могла. "Ты совсем голый! Тебя сразу убьют!" Я обмотался полотенцем еще раз.

Наконец, полицейские приложились плечами к нашей тяжелой парадной двери с толстыми, со скошенной кромкой стеклами и проломили ее. Я слышал, как трещит дерево и звенит стекло на полу прихожей. Их фонарики плясали по прихожей, лучи нервно скрещивались в столовой, вонзались в коридоры, проносились вверх по парадной лестнице и сбегали по черной. Они выхватили и меня наверху в наряде из полотенца. Грузный полицейский скачками взлетел по лестнице.

— Ты кто такой? — спросил он.

— Я здесь живу, — ответил я.

Старший офицер обратился к маме:

— Здесь никого нет, леди, — сказал он. — Сбежали, наверно. Как они выглядели?

— Их два или три было, — сказала мама. — Кричали что-то, таскали, дверями хлопали.

— Забавное дело, леди, — заметил полицейский. — А вы окна и двери изнутри плотно закрыли?

Внизу топали другие фараоны. Ходили по всему дому: рывком открывали двери, рывком высовывали ящики, окна хлопали, стулья падали с глухим стуком. Полдюжины полицейских показались во мраке верхнего коридора и стали что-то искать на полу: отодвигали кровати от стенок, срывали одежду с вешалок в шкафах, стаскивали чемоданы и коробки с полок. Один из них вытащил откуда-то старую цитру

— Эй, погляди, Джо, — позвал он и провел широкой лапой по струнам.

Фараон, которого назвали Джо, взял гитару и повертел в руках.

— Что это? — спросил он у меня.

— Это старая цитра, на которой спала наша морская свинка, — ответил я.

Мы в самом деле завели когда-то морскую свинку, и она не хотела нигде спать, кроме как на цитре, но мне совсем не следовало этого говорить. Джо и другой фараон долго смотрели на меня, а потом положили цитру обратно на полку.

— Никого здесь не было, — сказал полицейский, обратившись а маме. — Этот парень, — объяснил он другим, ткнув в мою сторону большим пальцем, — с вывихом, а леди, видать, истеричка.

Они кивнули и, ничего не сказав, поглядели на меня. В краткую минуту тишины мы услышали скрип в мансарде: это дедушка ворочался в кровати.

— Что там такое? — рявкнул Джо.

С полдюжины фараонов рванулись к двери на мансарду, прежде чем я успел что-то объяснить. Я знал, что если они ворвутся к дедушке без предупреждения или даже с предупреждением, ничего хорошего не получится. Теперь он был в той фазе, когда думал, что отряды генерала Мида под непрерывными ударами Стоунолла Джексона дрогнули и даже начали разбегаться.

Когда я добрался до мансарды, обстановка там уже сильно осложнилась. Дедушка решил, что полицейские были теми самыми дезертирами из армии Мида, попытавшимися спрятаться у него в мансарде. Он выскочил из постели в длинной фланелевой ночной рубахе поверх длинного шерстяного белья, в ночном колпаке и кожаной жакетке на груди. Фараоны, конечно, сразу поняли, что разъяренный седой старик здесь живет, но не успели и рта раскрыть.

— Прочь, жалкие трусы! — гремел дедушка. — Назад в строй, заячьи души!