Прибытие одного из пароходов в Сен-Назер было намечено на 25 июля. Жак все тщательно рассчитал: он мысленно отвел достойному судну неделю на выгрузку товаров и погрузку новых, — стало быть, отплытие должно состояться не позднее 1 августа. Жонатан Савурнон, у которого в душе все пело, вел регулярную переписку с господином Донтом [24] , директором ливерпульской компании, используя для этого свое скромное знание английского языка. Вскоре он сообщил Жаку, что в их распоряжение предоставлен «Гамбург» — судно из Данди под командованием капитана Спиди [25] . Корабль только что покинул Ливерпуль и взял курс на Францию.

Торжественная минута приближалась. Жак потерял покой и сон; наконец наступило долгожданное 25 июля. Но, увы! «Гамбург» задерживался! Жаку не сиделось на месте; вообразив, что английская компания нарушила все свои обязательства, он заявлял уже, что ее следует объявить банкротом! Нетерпеливый юноша уговорил Жонатана немедленно отправиться в Нант и Сен-Назер обозревать французское побережье.

Жонатан выехал из Парижа 27 июля, а Жак, в ожидании вызова, поспешил закончить последние формальности.

Прежде всего, нужно было получить заграничный паспорт; Жаку пришлось искать двух свидетелей, готовых поручиться за его моральные качества перед комиссаром полиции. Тогда-то он и завязал знакомство с кондитером, что на улице Вивьен, и булочником из пассажа [26] Панорамы. В тот период между этими уважаемыми гильдиями разгорелась страшная ссора по поводу эклеров и саварэнов [27] , изготовлением которых булочники наносили ущерб кондитерам. И как только соперники сошлись лицом к лицу, то принялись осыпать друг друга бранью на особом, присущем только месильщикам теста жаргоне. Жаку пришлось вмешаться, пригрозив вызовом полицейских, которых, по причине своей англомании, он именовал полисменами. Наконец оба свидетеля благополучно прибыли к шерифу… то бишь комиссару полиции, где предостойнейшие коммерсанты и поручились за моральные качества Жака, никогда ничего не укравшего из их лавок. Жак получил разрешение внести десять франков в государственную казну, приобретя тем самым право путешествовать вне Франции; потом отправился в префектуру Сены [28] к лорд-мэру [29] и мужественно востребовал паспорт для поездки на Британские острова. Особые приметы путешественника были занесены в книгу старым, почти ослепшим служащим, которого прогресс цивилизации заменит когда-нибудь фотографом. Жак вручил паспорт некоему любезному господину, и тот за два франка пообещал достать визы и необходимые разрешительные документы в соответствующих канцеляриях; он оказался настолько добр, что собственноручно передал в руки Жаку столь важные бумаги, выправленные по всей форме.

Молодой англоман с трепетным волнением облобызал паспорт; ничто более не удерживало его. В субботу утром он получил письмо от старины Жонатана: «Гамбург» еще не появился на горизонте, но мог прибыть в ближайшие часы.

Жак отбросил последние сомнения; ему не терпелось уехать из Парижа с его насыщенной аммиачными парами атмосферой, с его зеленеющими весенней листвой скверами, с его девственно чистым парком, только что высаженным вокруг площади Биржи, где беспрестанно сновали верные Джафары всемогущего Гарун-аль-Ротшильда [30] .

Жак застегнул чемодан, битком набитый всевозможными совершенно не нужными в дороге вещами, натянул на зонтик клеенчатый чехол, закинул за плечо дорожный плед с изображением желтого тигра на красном фоне, надел картуз, верный спутник заядлого туриста, и вскочил в стоявший неподалеку фиакр [31] .

В полном соответствии с основными законами механики фиакр доставил Жака к Орлеанской железной дороге. Взяв билет и зарегистрировав багаж, предусмотрительный путешественник разместился в головном вагоне поезда, чтобы хоть этим сократить расстояние и как можно раньше прибыть в пункт назначения. Зазвонил колокол; паровоз засвистел, издал некое подобие ржания и тронулся с места — под аккомпанемент хриплой шарманки, наигрывавшей на Понт-Остерлиц мелодию «Miserere» из «Трубадура» [32] .

Жак отбыл накануне в 8 часов вечера, а уже на следующее утро он, едва лишь сойдя с поезда в Нанте, быстрым шагом направлялся к Жонатану Савурнону; разбудить последнего удалось только через пару часов.

— Ты спишь! — вскричал он. — Ты все спишь! А «Гамбург» еще не прибыл.

— Друг мой, — произнес Жонатан, — собери все свое мужество.

Парижанин вздрогнул.

— Что такое? Говори же!

— «Гамбург» не придет в Сен-Назер.

— Это еще что за новости?

— Вот письмо господина Донта. — И Жонатан протянул бумагу, казавшуюся сейчас похоронкой.

— Полно, ты в этом уверен? Правильно ли ты разобрал этот несчастный английский?

— Слушай, Жак, «Гамбург», выйдя из Ливерпуля, должен завернуть в Глазго, чтобы пополнить груз; вот уже разница в несколько дней…

— Но потом-то он вернется?..

— Безусловно: к четвертому или пятому августа он, вероятно, уже будет в…

— …Сен-Назере?

— Нет! В Бордо.

Жак вздохнул:

— Ну что ж! Поехали в Бордо! Пароходы отходят отсюда в Бордо два раза в неделю. Нельзя терять ни минуты!

— Спешка ни к чему, — сказал Жонатан.

— А если прозеваем «Гамбург»? Учти, он нас ждать не станет! Да и не пытайся меня переубедить, это бесполезно. В путь! Море прекрасно!

Жонатан поморщился — величие моря всегда его немного пугало, но, в конце концов, поскольку до Шотландии посуху не добраться, пришлось смириться с перспективой подготовительного броска из Нанта в Бордо.