Заставив себя собраться и забыть на минуту об Эдане, Лая встала, бесшумно догнала унылую бородатую фигуру возницы, схватив его за шею и запястье. Он вскинулся яростно, силясь вырваться. Девушке пришлось сбить его с ног, и лишь затем приникнуть ладонью к испуганно пульсирующей жилке.

Беспамятство подействовало почти сразу: мужчина обмяк, взгляд его стал невидящим. Не дожидаясь, пока возница придет в себя, Лая скрылась в придорожных зарослях. С минуту наблюдала оттуда, как он встает, растерянно оглядывается, не понимая, как здесь очутился, ежится — то ли от холода, то ли от страха, — и торопливо направляется к карете.

«Попадет же бедняге от Илании!» — сочувственно заключила девушка, но тут же забыла о несчастном и поспешила к Эдану, подоспев как раз вовремя, чтобы заметить крадущиеся тени двух оборванных мрачных фигур.

Чудесный сон приснился Огнезору. Будто лежал он в траве на берегу реки, беззаботно устроив голову у Лаи на коленях, вдыхал будоражащий запах ее кожи, говорил ей что-то глупое и нежное. Она же улыбалась тревожно, шептала одними губами, словно звала. И так не хотелось просыпаться, но зов Лаин становился все настойчивее, лицо все тревожнее, взгляд все отчаяннее…

С усилием и неохотой открыл юноша глаза. Сон не исчез будто: все так же белело над ним склоненное девичье лицо, а губы напряженно повторяли какие-то слова. Вот только темно вокруг было, и холодно, и в самой Лае что-то было не так.

— Где твоя седая прядь, Снежинка? — проговорил Огнезор тихо, удивляясь слабости своего голоса.

Она выдохнула, шумно и с облегчением, отняла ладонь от его лба и ответила хрипло, с едва заметной неловкостью:

— Закрасила я ее. Слишком знак приметный, при моем-то ремесле…

Он полежал еще немного в сонном оцепенении, ворочая в голове ее слова. Затем, опомнившись, вскочил, огляделся, бросил хмуро.

— Сколько я проспал?

— Часа три, наверное, — неуверенно ответила девушка. Поколебалась немного, будто собираясь добавить что-то еще, но промолчала и отвела глаза.

Пару длинных мгновений смотрел на нее Огнезор, подавляя настойчивое, невыносимое желание протянуть руку, дотронуться, как когда-то. Проклятые картинки прошлого, чужой, воскресшей памяти заставали врасплох, с ума сводили крикливой своей, неожиданной яркостью — будто лет прошедших и не было вовсе, будто вчера только он с Лаей расстался. Будто другой тот человек, что Огнезором звался, ему, Эдану, лишь приснился. От безумия такого и бессилия закричать хотелось.

— Ты что-то еще сказать собиралась? — раздраженно спросил он вместо этого. — Сейчас нет времени играть в недомолвки, так что лучше сразу говори, что со мной не так.

— Просто, — смутившись его резкостью, нерешительно начала Лая, — я боялась, что не смогу тебя вытащить. Твое тело…оно не такое… ну, неправильное, что ли. Что с тобой сделали?

Удивленный, юноша посмотрел на свои руки, не сразу понимая, о чем идет речь.

— Так больно… — продолжала она. — Зачем кому-то было делать такое?

— Так вот ты о чем! — досадливо поморщился Огнезор. Пояснил равнодушно. — Это называется Испытание Боли, его проходит каждый ученик Гильдии, чтобы стать подмастерьем. Ничего особенного.

— А по мне, так это отвратительно, — глухо бросила Лая, отворачиваясь к небольшому костерку, где шумело, закипая, какое-то травяное варево. — Тебя словно на части разрезали!

— Ну, приблизительно так и было, — пожал плечами Огнезор. — Насколько я помню те пять дней.

— Пять дней? Помнишь? — почти задохнулась девушка. — Ты хочешь сказать, что это длилось пять дней, и все это время ты был в сознании?!

— Что ж, было не слишком приятно, — не без цинизма заметил мастер. — Но, если подумать, такую цену нельзя назвать чрезмерной за все то, что получаешь взамен.

— И что же это? — сердито дернулась она, пролив свое зелье. — Умение не чувствовать физическую боль?

— Да. А еще долголетие, выносливость, быстрое выздоровление и заживление ран, длительная молодость. Наставнику моему уже почти семьдесят, а выглядит он крепким сорокалетним мужчиной… Я не очень разбираюсь в этих лекарских штучках, но ты правильно подметила: меня разобрали и создали заново…

Огнезор замолчал, заметив, как пораженно, почти испуганно она смотрит. И сам удивился — с чего это вдруг защищает так упорно гнусный этот обряд, унесший не одну душу и жизнь ученическую, забравший у него самого когда-то друга.

— Не лучшая у нас тема для разговора, — поспешил добавить, смутившись. — И без того из-за меня время потеряли. Давно пора отправляться.

— Никуда ты не отправишься, пока не выпьешь это! — тут же заявила решительно Лая, подсовывая невесть откуда взявшийся котелок со своим подозрительным варевом.