Друг за другом опустились на пол бездыханные тела еще двух Огнезоровых противников, а последний забился в угол у двери, скребя отчаянно хитрый, неподдающийся засов…

Темнослов задыхался. Хрипел и корчился, захлебываясь пеной и кровью, вращая белками обезумевших, исполненных смертельного ужаса глаз.

Слезы текли по Лаиным щекам, а губы двигались уже совсем беззвучно.

— Хватит. Остановись, милая, — нежно коснувшись ее рук, отрывая их от Темнослововой груди, шепнул ей Огнезор. — Ты не должна делать этого! Твой дар не для убийства…

Чужим ножом он осторожно разрезал пояс, стягивающий Лаины запястья, опустил ее, почти бесчувственную, на пол.

Дыхание уже возвращалось к Темнослову: он кашлял, надсадно и судорожно, выталкивая из себя остатки кровавой пены вместе с содержимым желудка.

— Ну теперь уж… как прочитают мастера мою память… вы вдвоем… сдохнете! — отползая в сторону, хрипло и страшно прокаркал он, заходясь в новом приступе не то кашля, не то смеха.

— Никто уже, Темнослов, тебя не прочитает, — повернулся к нему Огнезор, не скрывая злой усмешки. — У мертвых нет памяти и свидетельствовать они не могут…

Подобранный кинжал легко лег в ладонь — и так же легко рука вонзила его Темнослову в сердце. Со странным равнодушием, будто со стороны, взглянул Огнезор на собственные пальцы, сжимающие рукоять. Затем вытащил лезвие, заливая кровью черную рубашку, быстрым движением срезал темную ткань маски с Темнословова лица, и ожесточенно, с неведомым прежде удовлетворением, принялся вычерчивать острым кончиком короткий кровавый знак собственного имени прямо у жертвы своей на лбу, не в силах отвести взгляда от темнеющих старческих глаз, в которых угасал до ужаса понимающий огонек…

Покончив с этим, он встал, с отвращением отшвырнул нож, подхватил Лаю на руки и шагнул к панически скребущейся у двери фигуры.

— Давно не виделись, Остроглаз! — проговорил презрительно. — Вижу, не рад ты встрече!

Полная черная фигура с неожиданным проворством откатилась от двери, еще сильнее вжалась в угол.

— Чего тебе надо? — прохрипела испуганно.

Огнезор опустил Лаю на собственный ее темный плащ, брошенный у порога. Коротко приказал:

— Исцели ее!

— Зачем? — зло вскинулся Остроглаз. — Все равно ведь убьешь меня. Нельзя тебе сейчас свидетелей оставлять!

— А ты рискни! Не то у тебя положения, чтобы даже таким шансом разбрасываться!

— Как скажешь, — усмехнулся черный криво и руку протянул к окровавленному Лаиному плечу.

Девушка застонала, водя глазами все так же бессмысленно, болезненно дернулась, но Остроглаз плеча ее не выпустил, и вскоре раны затянулись, побледнели, оставив по себе красную сеточку почти заживших шрамов.

— Уж извини, все что мог — сделал! — с усилием выдохнул Остроглаз. — Придется твоей подружке с узором этим ходить! Сам знаешь, силенок у меня немного…

— Знаю, — согласился Огнезор. — Память стирать, или сам все, что было здесь, «забудешь»?

— Докладывать всяко не побегу! Жить еще охота, — буркнул черный уже куда уверенней.

Огнезор на это только криво усмехнулся, потихоньку помогая Лае подняться: она, кажется, приходила в себя, хотя на ногах стояла еще очень нетвердо.

— Идти сможешь? — негромко спросил ее юноша. Получив же вместо ответа лишь неуверенный кивок, осторожно накинул ей на плечи плащ. Затем бесцеремонно сорвал с Остроглаза маску и, преодолев вялое сопротивление девушки, закрыл черной тканью Лаино лицо. Повернулся к трясущемуся, ошалевшему почти Реми, так все это время и не осмелившемуся выползти из своего угла, бросил холодно:

— Где деньги, что ты должен этой женщине?

Тот кивнул с готовностью на брошенную небрежно в сторонке большую кожаную сумку, подобрал ее, повинуясь повелительному жесту Белого Мастера, и, двигаясь почти ползком, вручил Огнезору. Затем, не ожидая приказа, услужливо отпер хитроумный свой засов.

— Вот и молодец! — похлопал его по плечу юноша. — Сделаю вид, что тебя здесь не было, так же, как и ты усердно делаешь вид, что меня не узнал. Прощай!

Ухмыльнулся напоследок и, заботливо придерживая Лаю, вышел за дверь.

Неподвижная, лишь ударами двух сердец колотящаяся, тишина повисла на мгновение во всем большом доме. Потом откуда-то сверху, с толстенных потолочных балок легко скользнула вниз тоненькая черная фигура, застыла перед двумя жалкими, трясущимися человечками, скривила губы презрительно.

— Мастер Слава! — отвратительно оскалился на нее Остроглаз. — Пришла подобрать чужой мусор?

— Никогда ты мне не нравился, крысеныш, но в мозгах тебе не откажешь! — проговорила пришелица почти равнодушно. Небрежно извлекла из-за пояса два узких длинных стилета, единым движением тела, неуловимым и хладнокровным, вонзила один в сердце Остроглазу, другой — в заплывшее жиром горло Реми.