— Никак не могу понять, — начал он, — чего мне недостает в вашей великолепной гостиной. Чего-то, знаете ли, такого привычного, что я рассчитывал непременно здесь увидеть…

— Может быть, Тобби? — предположила леди Лидьяр, продолжая наблюдать за племянником с тою же язвительной улыбкой.

— Вот-вот! — вскричал Феликс, с радостью хватаясь за спасительное объяснение. — А я-то думаю: почему никто не рычит у меня за спиной и не рвет зубами мои панталоны?

Улыбка стерлась с лица ее милости. Тон, каким племянник позволил себе говорить об ее собаке, был крайне непочтителен, и леди Лидьяр ясно показывала, что ей это не нравится. Феликс, однако, не внял молчаливому укору.

— Милый, милый Тобби! — продолжал он. — Такой славный толстячок! И с таким дьявольским характером! Даже не знаю, люблю я его или ненавижу. Где он, кстати?

— Болен, лежит в постели, — отвечала леди Лидьяр с таким мрачным видом, что даже Феликсу сделалось не по себе. — Я как раз собиралась с тобой о нем поговорить. Ты у нас всегда всех знаешь. Скажи мне, нет ли у тебя, случайно, на примете хорошего собачьего лекаря? Тот, что пользует Тобби, меня совершенно не устраивает.

— Ветеринар? — уточнил Феликс.

— Да.

— Все они шарлатаны, дорогая тетушка. Для них чем собаке хуже, тем лучше: счета-то растут. А что! Пожалуй, я знаю одного человека — одного джентльмена, — который мог бы вам помочь: в собаках и лошадях разбирается лучше, чем все ветеринары, вместе взятые. Мы с ним как раз вчера плыли через Ла-Манш на одном пароходе. Вы, разумеется, слышали о нем: это младший сын лорда Ротерфилда, Альфред Гардиман.

— Владелец племенной фермы? Тот, что вывел знаменитую породу скаковых лошадей? — вскричала леди Лидьяр. — Но, Феликс, дорогой, разве я посмею беспокоить из-за Тобби такого человека?

Феликс добродушно расхохотался.

— В жизни не встречал более неуместной скромности! — объявил он. — Да Гардиман сам жаждет познакомиться с вашей милостью! Он, как и все, наслышан о великолепном убранстве нашего дома и мечтает взглянуть на него воочию. Его лондонская квартира находится неподалеку, на Пэл-Мэлл. И если только он куда-нибудь не отлучился, мы можем вызвать его сюда хоть через пять минут. Но, может быть, сначала я сам взгляну на больного?

Леди Лидьяр покачала головой.

— Изабелла говорит, лучше пока его не беспокоить, — пояснила она. — А Изабелла понимает его, как никто другой.

— Изабелла? — Брови Феликса удивленно поползли вверх. — Это кто такая?

Леди Лидьяр рассердилась на себя за неосторожное упоминание Изабеллы в присутствии племянника: Феликс определенно был не из тех, кого ей хотелось бы посвящать в свои дела.

— Изабелла у меня человек новый, появилась в доме уже после твоего отъезда, — лаконично ответила она.

— Наверное, молода и хороша собою? — спросил Феликс. — Э-э, как строго вы смотрите! И не отвечаете. Стало быть, молода и хороша. Так что мне будет позволено сначала осмотреть — нового человека в доме или новую картину в галерее? Ага, кивок на галерею. Понял, понял! — Он встал и направился было к галерее, но, не пройдя и двух шагов, остановился. — Держать в доме хорошенькую девицу — чрезвычайно ответственная миссия, тетушка, — с напускной важностью произнес он. — Знаете, я не удивлюсь, если в конечном счете эта Изабелла обойдется вам дороже Гоббемы. Кто это там в дверях?

В дверях оказался Роберт Моуди, вернувшийся из банка. Мистеру Феликсу Суитсэру, по его близорукости, пришлось вставлять в глаз монокль — только тогда он узнал первого министра леди Лидьяр.

— А-а, почтеннейший Моуди! Да он совсем не стареет! Надо же, ни сединки в волосах! А взгляните на мои! Какой краской пользуетесь, Моуди? Да, будь он человек открытый — вроде меня, — он бы сказал! А так — смотрит на меня букой и держит язык за зубами. Эх, если б я тоже умел держать язык за зубами в бытность мою на дипломатической службе — помните? — до каких бы чинов я теперь дослужился! Однако, Моуди, не стану вас задерживать вы ведь пришли что-то сообщить ее милости?

В ответ на оживленное приветствие мистера Суитсэра Моуди суховато поклонился, а поток неуместных шуточек в свой адрес пресек вежливым, но удивленным взглядом, после чего обратился к хозяйке.

— Принесли банкноту? — спросила леди Лидьяр.

Моуди выложил банкноту на стол.

— Я не мешаю? — осведомился Феликс.

— Нет, — ответила леди Лидьяр. — Мне нужно написать одно письмо, но это займет всего несколько минут. Хочешь — оставайся здесь, хочешь — пойди взгляни на Гоббему, как угодно.