– Я блаженствую, – сказал он, подтрунивая над собой. После паузы произнёс тоном размышления: – Людмила видит меня впервые и, конечно, думает: хорошо ли, что такой человек, как я, наслаждается обществом столь юных девушек.

Профессор замолчал, молчала и Люда, но не выдержала:

– Вы лучше меня знаете, вот и скажите за меня.

Он кивнул.

– Я скажу, что в народе говорят. Если бы и самые старые щуки не клевали, как и все, то не было бы ухищрений отбивать привкус тины.

У Алика вырвался смешок и едва не вырвалось «Браво!» Люда смотрела на слепого с мыслью: «Я хочу думать, что вы порядочный и не подкатываетесь ради кое-чего…»

Он продолжил:

– Ещё есть в народе поверье. Когда заканчивается жатва, девушки должны сжать последний сноп, называемый – сноп-молчанушка. Жать его надо молча. Если девушка заговорит, жених будет слепой.

И Алику и Людмиле одинаково не понравилось то, что сказал профессор. Им стало тягостно. Он предпочёл не замечать этого, говоря: народные поверья – тот глубинный, донный ключ, который освежает веру, помогает ждать, струя втекающая рождает вытекающую – и чем не пример он и его имя? Народ почитал Святого Лонгина как врачевателя глазных болезней.

«Он надеется, что будет видеть?» – жалостливо подумала Алик.

Заиграл оркестр, нахлынула властная мелодия, голос певицы был хорош, пробирал бередящей меланхолией:

В продолжение песни девушки и Лонгин Антонович хранили безмолвие. Потом он произнёс:

– Эти дни в народе зовут Мироны-ветрогоны. Они гонят пыль по дороге, по красному лету стонут... Вам, девушки, это ещё долго не будет слышно...

Алик слышала закоснело-отчаянного неудачника, который изнывает по радости более мучительной, чем всякая скорбь:

– Если бы мне не было отказано в пустячке… Для меня несравненно важны наступающие осень и зима. Должно решиться то, чего я много лет жду... Поверье рекомендует в дни-ветрогоны смотреть на воду: коли в полдень окажется тиха – осень будет приветливая и зима без бурь.

Алик про себя взмолилась: не говорите более, чем уже сказали! Почему вам непременно должно быть мало того милого, что создалось?.. Она сострадала ему, и её пугало, что он вынудит сказать то, что ему больно будет услышать.

– Завтра в полдень я погляжу на воду и позвоню вам, – промолвила она, не договорив: «И тут будет вешка границы!»

Енбаева уставила на неё возмущённо-насмешливый взгляд, будто говоря: «Ну что ты врёшь? Ты встанешь завтра утром, чтобы поехать за город смотреть на воду?!»

– Я действительно поеду погляжу, – обратилась Люда к профессору.

Алик замкнулась в надменном равнодушии. Енбаева спросила Лонгина Антоновича:

– Вы мне скажете номер телефона?

– Разумеется, – тепло ответил он.

К столикам подошли официантки с подносами, горшочки с говяжьим жарким распространяли соблазнительный аромат.

– Альхен… – произнёс профессор с грустной нежностью, – я прошу вас разделить трапезу с Виктором, он там заждался. А мы тут вдвоём с Людой угостимся и побеседуем… Люда, вы не против? – перешёл он на бодро-шутливый тон.

Она была не против. Когда Алик садилась за столик молодого человека, Людмила не стерпела, бросила взгляд на них и едва не пропустила мимо ушей, что Лонгин Антонович сказал о соусе: он должен быть неплох. Профессор попросил поухаживать за ним, и она налила ему рюмку коньяка. Поддавшись уговорам, выпила шампанского.

– По-моему, вас не увлекают сельские истории, – проговорил её сотрапезник.

Она возразила. Дед рассказывал ей, маленькой, очень интересное.

– Например?

– Ну… откуда взялась наша фамилия. Она казачья – дед был уральский казак. Целую историю рассказал.

Лонгин Антонович отвлёкся от жаркого:

– Давайте её!

– Я помню, что она интересная, но саму её забыла, – простодушно сказала Люда.

Профессор подкидывал вопросы о другом, о третьем. Он услышал, что ей нравятся сказы Бажова, а из «произведений для взрослых» – рассказы Шукшина. Нравятся и стихи – особенно Людмилы Татьяничевой, челябинской поэтессы.

– У меня её книга есть, – сообщила девушка.

Выведал любопытный и то, что её любимый фильм – «Доживём до понедельника» и что она умеет жарить в сметане карасей, начинённых пшённой кашей, отменно варит щи с мозговой костью и знает: на другой день после свадьбы положено есть уху.

Лонгина Антоновича всецело заняло приготовление супа из топора, правда, с одной поправкой, и, найдя, что не хватает лишь соли, он сообщил Енбаевой: у неё будут замечательные дети.