Виктор вернулся, и она в ветреной злости на себя подумала: ей не помешал бы компресс на сердце! Малый принёс льда в вафельном полотенце и целлофан. Она произнесла с вызывающим ехидством:

– Чудесно! Вы не поверите, как я вам благодарна!

– Да ради Бога, – отреагировал он дежурной фразой, постелил на тахту под ногу девушки целлофан и поместил на лодыжку завёрнутый в полотенце лёд.

Какие деловитые движения. Пальцы ни на миг не прильнули к её коже. Неужели его взгляд только что был почти жарок?.. Он из терпеливых удильщиков, и когда подсечёт – уже не сорваться. Вещь с двойным дном.

– Вы родственник профессора? – спросила она равнодушно.

– Нет.

– Но живёте тут?

– Да.

– Вы домработник? – бросила, внутренне негодуя: «Это не может быть так обыкновенно!»

– Я у Лонгина Антоновича в штате института, – он стоял перед нею с видом, что сейчас сунет руки в карманы брюк и ухмыльнётся: «Ну так какие ещё вопросы?»

Алик устроила ногу на тахте поудобнее, шевельнула пальчиками с малиновыми ногтями. Её интересовал профиль института, и она услышала: нефтепереработка, нефтехимия.

– А с профессором… – начала она, выражением и тоном намекая, что спрашивает о слепоте, – как это случилось?

– Было до меня. Он не любит рассказывать, – небрежно поставил точку Виктор.

– Его работе не мешает?

Молодой человек объяснил: работает, дай Бог каждому! В науке и не только в ней достаточно подобных примеров.

– А почему он не в Москве живёт?

– Мог бы – сам не хочет. Как-нибудь потом расскажу...

«Потом» гарантировано, отметила она. Какая отточенная уравновешенность в нём, невозмутимо стоящем уже несколько минут!

Брюки, рубашка на нём импортные, но надо бы – от портного. Ах, как она одела бы его!

– Ни о чём не хотите меня спросить? – сказала и вдруг смутилась.

Он с любезной готовностью спросил:

– В каком институте учитесь?

В технологическом, но теперь уже – училась! Её ждёт работа в Доме моделей, сообщила она, кстати, там скоро показ мужских новинок осеннего сезона – можно достать ему билет. А если его интересуют женские модели, то это в будущую пятницу... между прочим, она сама манекенщица и покажет модели того парня, что в лесу проводил её к машине. Денис – он окончил их институт в прошлом году.

Сняв компресс, принялась растирать щиколотку. Выдержка иссякла, тело требовало движения. Вдев стопу в босоножку, Алик встала, пошла к стеллажу, зная, что малому видны сквозь лёгонькую ткань шальвар очертания трусиков на её подвижных ягодицах. Корешок одной из книг выступает из их ряда, на корешке – латинские буквы, она протянула руку. О, Кама-сутра… на английском? Нет, кажется, на немецком. Она раскрыла книжку, основательно зачитанную, иллюстрации – одна, вторая, третья… обнажённые парочки в позах… Алик повернулась к нему, не исключая, что он заберёт Кама-сутру. Но Виктор сделал только шаг, в нём уже не было бесстрастности, он охватывал её всю красноречивым взглядом. Она тоже повела глазами по его фигуре сверху вниз, заметила кое-что: о, парень в порядке! Подумала – глаза её наверняка блеснули; держа книжку в руке на отлёте, сказала тихо и доверительно-серьёзно:

– Если бы не нога, я бы сейчас вам станцевала… танец живота.

Ну, подойди же! Нет, не двинувшись, обронил вопрос:

– Любите танцевать?

Она возвратила книгу на полку и поведала, что в институте занималась в кружке современного танца. Спросила:

– Вы, наверно, любите меланхоличную музыку?

– Необязательно… люблю и темп.

«Поверю тебе на слово!» – мысленно воскликнула она.

Ему пора на кухню, сказал он, а она может тут посмотреть книги – окинул стеллаж взглядом. Есть поэзия, вон Бальмонт, а там – томик Гумилёва из букинистического… Точно так официант в ресторане предлагает: есть суп харчо, бефстроганов… Нет, объявила Алик, она пойдёт с ним.

В коридоре указала на двустворчатую дверь: здесь у вас что?

– Как вам угодно – столовая или гостиная. – Виктор толкнул застеклённую створку: в глубине комнаты – резной ореховый буфет; сколько хрусталя! Часы-шкаф. Принадлежало всё это купцам? графам? Посреди комнаты – большой полированный стол морёного дуба; а сколько лет этой люстре? хрустальные подвески в три ряда – висячий трёхступенчатый пьедестал да и только. Какая милая во всём надёжность!

Вошли в кухню, Алик оценила её вместительность, царящую в ней чистоту, воскликнула, словно прищёлкнув языком:

– Порядочек!

– О, я польщён, – соскользнул он на игривость, наконец-то! – А у вас разве не так?

– Так… увидите. – И ясный прямой взгляд ему в глаза.

Глаза ответили. Теперь можно легко обратиться к нему на «ты» – непринуждённо подхватит. «Виктор!» – мысленно произнесла она по-своему, с ударением на втором слоге, услышь, как я называю тебя! моё отражение в твоих глазах до того чётко, что я вижу обруч на волосах. Брось играть, расслабься, ведь я же не играю: вот она я – как на ладошке. Мы поняли друг друга. Мы одни здесь, мы рядом, нам просто и хорошо – разве нет? Молчание, до предела насыщенное смыслом. Ничто не мешает – звуки за окном отдалились и пригасли, по тенистому переулку почти нет движения. Из соседних домов донеслась музыка – видимо, магнитофонная запись, искренне грустящий юношеский голос выводил: