С возвращением домой Маурисиу Франсиска могла бы успокоиться, но не тут-то было! Маурисиу каждый день бегал на свидания с Катэриной и требовал, чтобы мать приняла ее в своем доме как законную невестку.

Франсиске это так надоело, что она однажды сказала сыну:

— Знаешь, мне было спокойнее, когда ты жил у этих грязных итальянцев. Может, ты переселишься к ним снова, если тебя так околдовала та мерзавка?

— Мама, не смей дурно отзываться о моей жене! — ответил Маурисиу. — И не надейся, что я снова уйду из этого дома. Идти мне некуда. К тестю я больше не вернусь.

— Но может, ты съездишь в Европу, развеешься, отвлечешься от этого кошмара? И Беатрису с собой возьмешь, а то она тоже в последнее время захандрила.

— Нет, мама, и в Европу я не поеду, и в Азию, и в другие части света. Не могу я путешествовать и развлекаться, когда у меня тут беременная жена. Я должен как-то уговорить тебя, чтобы ты наконец смирилась с моим выбором, приняла Катэрину, и чтобы она смогла спокойно родить здесь твоего внука.

— Это не мой внук. Пусть о нем заботится Винченцо! Я даже не уверена в том, что ты имеешь какое-то отношение к этому ребенку. Твоя итальянка могла зачать его от кого угодно, а тебя потом уже окрутила.

— Мама, перестань! Это невыносимо! — первым не выдерживал Маурисиу и уходил в свою комнату.

Иногда, правда, случалось и наоборот — у Франсиски сдавали нервы, и она уходила от Маурисиу, не в силах слушать его бесконечные требования впустить в их дом Катэрину.

Так они и жили: кто кого переупрямит.

А тем временем в стране разразился очередной кризис, закупочные цены на кофе упали до предельной отметки, президент Варгас вновь распорядился сжигать запасы кофе, чтобы хоть немного поднять цены на него и получить хоть какие-то малые деньги в казну.

В связи с кризисом производители кофе несли огромные убытки, а многие и вовсе становились банкротами. Некоторые из них отчаивались настолько, что добровольно сводили счеты с жизнью.

На грани разорения оказались и Винченцо с Фариной. Тот год выдался урожайным, они собрали со своей не такой уж и большой плантации столько кофе, что для него пришлось строить два новых амбара, однако продать его был невозможно, он лежал на фазенде мертвым капиталом.

В этом ряду не составила исключения и Франсиска, ей тоже не удалось продать ни зернышка из нового урожая кофе. Из-за этого она была удручена, подавлена, однако и теперь не отказывалась от своих давних намерений завладеть теми кофейными плантациями, что принадлежали Винченцо и Фарине.

— Я тебя не понимаю, мама, — сказала ей однажды Беатриса. — Кофе сейчас ничего не стоит, мы терпим убытки, так зачем же тебе нужны еще и кофейные плантации тех двух итальянцев?

— Потому что я их ненавижу, особенно этого фигляра Фарину! Он тут изображал передо мной богача, блефовал, предлагая мне большие деньги за мою фазенду!.. А теперь где он? Тоже, наверно, доедает последние крохи, потому что нет у него никаких денег! И я сейчас просто обязана использовать эту ситуацию, чтобы прижать его к ногтю вместе с его компаньоном Винченцо!

— Мама, я говорю о кофе, — напомнила ей Беатриса, — а ты об итальянцах. При чем тут они?

— Притом, что цена на кофе когда-нибудь снова вырастет, а эти проклятые итальянцы всегда останутся такими же мерзкими, как теперь.

— Твоя неприязнь к ним не знает границ, — с досадой заметила Беатриса. — Ты готова бороться с ними даже себе в ущерб. Допустим, ты купишь у них эту фазенду, потратишь последние деньги, а ведь мы и сами можем разориться, как многие другие плантаторы!

— Нет, с нами этого не произойдет, — уверенно заявила Франсиска, и ее глаза сверкнули отраженным блеском тех золотых монет, что хранились в тайнике. — Если надо будет, я сама устрою грандиозный костер из кофейных зерен!

После этого разговора с матерью Беатриса спросила у Маурисиу:

— Тебе не кажется, что у нашей мамы помутился рассудок от ненависти к итальянцам?

— Мне сама эта ненависть кажется патологической, — с горечью ответил он. — Я ищу и не нахожу ей объяснения. Это ведь началось не тогда, когда я женился на Катэрине, а гораздо раньше. Так в чем же тут причина?

— Не знаю, — вздохнула Беатриса. — Но мне очень жаль нашу маму. Она так несчастна!

— Она делает несчастными других! Я из-за нее не могу привести в свой дом жену, а ты вынуждена тайком встречаться с Марселло.

— Я? — залилась краской Беатриса, но Маурисиу попытался снять возникшую неловкость:

— Да успокойся ты, я на него давно не сержусь. Он был не в себе из-за разрыва с тобой, а тут еще и я подлил масла в огонь. Сам виноват, сорвался. А о ваших тайных встречах мне известно от Катэрины. Ты что, все-таки любишь его?

— Я не знаю, любовь ли это, но быть в ссоре с ним для меня невыносимо, — призналась Беатриса. — Я должна видеть его каждый день, иначе мне все становится немило.

— Но выходить за него замуж было бы, на мой взгляд, безумием, — высказал свое мнение Маурисиу. — Ты ведь жила в их доме и знаешь, какие там порядки. Даже я их не выдержал!