По вечерам гости собираются за столом. Немногословная, сдержанная Ирен, разливая чай, незаметно направляет беседу. О чем только не говорят и не спорят здесь: о художниках и о музыке, о народных танцах и о спорте, о лаборатории и о новой статье, о реформе народного образования, проектом которой занят Поль Ланжевен, и о последних работах итальянского физика Ферми.

Высокие стены не отгораживают виллу Антони от внешнего мира.

Мир в эти годы живет в страхе. Коричневая чума фашизма расползается по Европе. Угроза новой войны нависает над землей.

Когда первые зловещие признаки фашизма уже явственно обозначились в Германии, Анри Барбюс и Ромен Роллан выпустили пламенное воззвание о созыве Международного конгресса против войны. Этот конгресс происходил в августе 1932 года в Амстердаме. Через несколько месяцев после захвата гитлеровцами власти в Германии, в июне 1933 года, в Париже, в зале Плейель, собрался Конгресс движения борьбы против опасности фашизма и войны. В числе его организаторов были Поль Ланжевен и Мария Кюри. Движение «Амстердам — Плейель», привело к организации Всемирного антифашистского комитета, одним из председателей которого был также избран Поль Ланжевен.

Вслед за своими учителями Марией Кюри и Полем Ланжевеном участвовали в этом движении и супруги Жолио-Кюри. Они тоже бывали на митингах и подписывали воззвания против войны. Но им еще казалось, что война далека от них.

А война придвигалась все ближе. Тяжело и душно становилось в Европе. В морозную январскую ночь вспыхнул рейхстаг. На площадях немецких городов фашистские громилы раздували костры, сжигая бессмертные творения Маркса, Гейне, Вольтера, Дидро…

Ученые с мировыми именами принуждены были бежать из Германии, потому что по расовой мерке они оказались «нечистокровными немцами».

Сожжены были книги Эйнштейна, но появились учебники «чисто арийской физики», «строго германской математики». «Математика — это проявление северного арийского духа, его воля к господству над миром», «физика создана арийской расой, расой победителей», — писали в этих книгах.

Фашизм поднимал голову и во Франции.

Деятели «Аксьон франсез» во все горло орали, что пора «задушить потаскуху» — так именовали они Французскую республику. Вооруженные группы «королевских молодчиков» и «патриотической молодежи» совершали набеги на студенческие кафе близ Сорбонны и хозяйничали в Латинском квартале. «Боевые кресты» под руководством полковника де ла Рокка вооружались и создавали регулярные отряды.

Но французы по-прежнему полагали, что война далека от них, верили демагогическим лозунгам «борьбы против беспорядков» и «спасения от красной опасности».

Отрезвление пришло 6 февраля 1934 года, когда фашистские банды в Париже попытались совершить путч. Вооруженные отряды атаковали Бурбонский дворец. Даже самые упрямые слепцы прозрели, увидав, что республика на волоске от гибели. Рабочие Парижа оказали яростное сопротивление мятежникам. «Фашизм не пройдет», — сказали трудящиеся. И он не прошел. 12 февраля четыре с половиной миллиона рабочих, покинув работу, вышли на грандиозную демонстрацию. После парижских событий французы начали понимать, как близка фашистская опасность.

Фредерик Жолио сказал себе: «Вещи подобные этим происходят потому, что слишком много людей остаются неорганизованными». Он вступил в социалистическую партию, позже — в Лигу борьбы за права человека. Для него с новой силой зазвучал завет матери: «Борись против несправедливости».

В 1935 году он уже не ограничивался пассивным участием, а вместе с Полем Ланжевеном и английским физиком Джоном Берналом активно организовывал группу «Ученые против войны», выступал на собраниях этой группы и на открытых митингах в Париже и в Лондоне и даже сам не раз занимался расклейкой плакатов и листовок.

Отпор фашизму сплотил французских рабочих. На выборах в мае 1936 года одержал победу Народный фронт. Формируя просуществовавшее несколько месяцев правительство Народного фронта, премьер Леон Блюм пригласил войти в правительство мадам Жолио-Кюри.

Ирен Жолио-Кюри стала помощником министра народного просвещения во Франции, и ей было поручено руководство научно-исследовательскими работами и народным просвещением всей страны. Женщина была назначена на такой пост впервые.

— Почему вы согласились на это? Зачем вы отрываете время от вашей научной работы? — спрашивали у Ирен.

— Если какое-нибудь дело справедливо, его надо делать, — убежденно отвечала она.

Министерские обязанности отнюдь не развлекали ее. Она внесла туда ту же строгость и простоту, как в руководстве Институтом радия.

— Мадам, — убеждал ее ближайший товарищ, тоже вошедший в министерство, профессор Пьер Бикар, — официальные бумаги надо писать более пространно и вежливо. Для них есть определенные формы. Почему же вы опять зачеркнули составленный мною текст?!