Среди старых укреплений, кольцом окружающих Париж, пожалуй, самые мрачные и самые ветхие — это развалины форта Шатильон. Основное назначение сырых казематов Шатильона, кажется, заключалось в том, чтобы снабдить ревматизмом возможно большее число молодых рекрутов. Сводчатые казармы площадью в две тысячи квадратных метров скрыты глубоко под землей. Между ними длинные коридоры с маленькими темными казематами. Широкий и глубокий ров изолирует Шатильон от внешнего мира. Эта развалина, похожая на кротовью нору, сильно поврежденная взрывами во время войны, была передана в начале 1946 года Комиссариату атомной энергии.

Проект организации Комиссариата атомной энергии был разработан Фредериком и Ирен Жолио-Кюри, Пьером Оже и Франсисом Перреном. Указ об учреждении комиссариата, изданный в конце 1945 года, начал фактически приводиться в исполнение в первые месяцы 1946 года, с момента, когда были назначены руководители: верховный комиссар атомной энергии — Фредерик Жолио-Кюри, четыре комиссара — Ирен Жолио-Кюри, Пьер Оже, Франсис Перрен, генерал Дассо, директор отдела научных учреждений — Лев Коварский, директора отделов химии — Жюль Герон и Бертран Гольдшмидт, секретарь научного комитета — Жан Ланжевен (сын Поля Ланжевена), а затем Мария-Луиза Коэн, вернувшаяся из немецкого концентрационного лагеря.

Прошло лишь несколько месяцев после начала работ, и поросшие мхом, полуразрушенные казармы Шатильона превратились после ремонта в механические и радиотехнические мастерские, в лаборатории — химические, физические, электротехнические, минералогические.

Начинать пришлось почти на голом месте. Не было ни оборудования, ни материалов, ни установок. Во Франции кредиты на науку всегда были смехотворно малы, а сейчас страна к тому же была разорена войной.

Журналы помещали карикатуры: ученый в лохмотьях, на колченогом столе — стеклянные колбы с заплатками. «Принесите мне подопытного кролика», — обращается ученый к служителю. «Но ведь его вчера съели», — следует ответ.

Самой тяжелой была нехватка кадров. Именно об этих кадрах заботился Жолио-Кюри и в годы оккупации и сразу после освобождения. Он начал с подбора людей, с открытия школ лаборантов — физиков и химиков, геологов-разведчиков, радиотехников, механиков, стеклодувов, фотографов, даже садоводов. Он привлек в эти школы молодежь, бывших бойцов, партизан маки, смелых и инициативных. В феврале 1946 года их было около десятка. Через год — сотни, а затем тысячи.

Ирен Жолио-Кюри занялась вопросами обогащения сырья и геологической разведки.

Не прошло и полутора лет, как были построены заводы по обогащению и переработке урановой руды. Геологи-разведчики, выпущенные из школы комиссариата, уже через год обнаружили новые месторождения урановых руд в самой Франции и ее колониях и начали их эксплуатацию. Так Комиссариат атомной энергии стремился обеспечить независимость Франции.

Почти весь персонал комиссариата очень молод, но все относятся к делу любовно и увлеченно. Каждый знает план, конечную цель и состояние ведущихся работ. Часто собирается научный семинар, где живо и непринужденно беседуют о новостях науки. Профессор Жолио азартно вступает в споры. С энтузиазмом обсуждая новый эксперимент, он непрерывно курит. Иногда можно увидеть, как сидящая с ним рядом Ирен, беспокоясь о здоровье мужа, выхватывает у него изо рта сигарету и выбрасывает. Увлеченный спором, он невозмутимо закуривает новую. Так повторяется несколько раз. В конце концов, нетерпеливо отмахнувшись, профессор пересаживается на новое место, где никто не помешает ему курить.

Его можно видеть всюду: в радиотехнической мастерской, уже освоившей серийный выпуск счетчиков; на вступающем в строй заводе для очистки урана; в лабораториях, где люди в белых халатах монтируют сложные установки; на строительстве зданий, которые, как сам он описывает, «хотя и предназначены не для украшения пейзажа и не для того, чтобы производить впечатление на прохожих, но все же имеют красивый вид»; в двадцати километрах от Шатильона, в городке Сакл'e, где под руководством Жолио-Кюри создается второй французский центр ядерных исследований; в специально построенном ангаре, где идет сборка первого французского атомного котла; на товарищеских завтраках, где собирается весь персонал форта и где всегда слышен веселый смех верховного комиссара.

На одном из этих завтраков заметили, что профессор Жолио-Кюри часто исчезает куда-то. Оказалось, он не успел заехать домой и принес с собой ведерко с мелкой рыбешкой — наживкой для завтрашней рыбной ловли на берегу Уазы. Теперь он часто убегал из-за стола, беспокоясь о своих питомцах: их же нужно сохранить живыми до завтра!

— Следующий ученый совет мы проведем не в Шатильоне, — объявил он однажды и пригласил всех научных руководителей комиссариата на свою дачу в Ларкуэст, в Бретани.

Они действительно решали там научные проблемы, но вечером хозяин потащил всех гостей на деревенский бал и отплясывал, как юноша, на площади при свете бумажных фонариков.

Молодость, воодушевление, энтузиазм, общая цель, великолепная организационная структура, престиж, авторитет и обаяние Фредерика Жолио-Кюри сплотили воедино коллектив Комиссариата атомной энергии. Впервые в своей жизни Жолио, казалось, получил возможность и средства, чтобы полностью осуществить свои научные мечты.