По-своему заинтересована к подключению Венгрии к войне с СССР была и Румыния. Подталкивая румынского диктатора Антонеску в нападении на СССР, Гитлер обещал, что в зависимости от румынского вклада может быть пересмотрен «венский арбитраж», по которому венгры в 1940 году вернули себе северную часть Трансильвании. В свою очередь, Антонеску прекрасно понимал, что Венгрия не собирается ограничиваться северной Трансильванией, а лелеет планы возврата всех потерянных в 1920 году земель. В этом случае нейтральная, сохраняющая свои силы Венгрия была бы для Антонеску чрезвычайно опасна.

Любопытно, что, по одной из имеющихся версий, Кошице бомбили именно румынские самолеты. В пользу этой версии говорят признания румынского полковника Йона Чернояну, являвшегося в июне 1941-го офицером генштаба вооруженных сил Румынии по связям с командованием немецкой армии. По его словам, приказ бомбить Кошице отдавал Антонеску с «высшего благословения» Гитлера. О многом свидетельствует и тот факт, что в донесении разведотдела 11-й немецкой армии, находившейся в Румынии, говорится о «желтых полосах» на фюзеляжах советских самолетов.

Неудачливым в маскировке своего участия в объявлении войны СССР оказался и бывший правитель Венгрии Миклош Хорти, который в своих мемуарах, сваливая всю вину на премьера Ласло Бардоши и начальника генштаба Хенртика Верта, пытался выйти сухим из воды. Однако факты говорят о том, что пронемецкое руководство Венгрии уже 23 июня 1941 года разорвало дипломатические отношения с СССР и ожидало только повода для вступления в войну на стороне Германии. Таким «казус белли» и стала бомбардировка Кошице.

22 июля 1941 года немецкие ВВС предприняли первую попытку совершить массированный ночной налет на Москву. Мне посчастливилось близко знать генерал-полковника артиллерии Даниила Арсентьевича Журавлева, который в годы войны командовал 1-м корпусом ПВО, Московским фронтом ПВО, а с конца 1944 года — Западным фронтом ПВО. Вот что он рассказывал об этих событиях.

— Для обеспечения противовоздушной обороны столицы, — вспоминал генерал Журавлев, — к концу июля 1941 года была создана группировка в составе 585 истребителей, более 1000 зенитных орудий среднего и малого калибра, 336 зенитных пулеметов, 618 зенитных прожекторов. Вся эта мощь находилась в подчинении командующего Московской зоной ПВО генерал-майора Михаила Степановича Громадина. А меня в мае 1941-го назначили командиром 1-го корпуса ПВО. 22 июня части корпуса заняли боевые порядки и были постоянно готовы к отражению воздушного противника.

— Со стороны Генштаба за вами, конечно, осуществлялся повседневный контроль?

— Не только со стороны Генштаба. Георгий Константинович Жуков, когда возвращался с фронтов, непременно заслушивал нас с генералом Громадиным. Интересовались положением дел и члены правительства… Но до двадцатых чисел июля ничего чрезвычайного не было, хотя имели место единичные случаи. Так, 10 июля летчик Рядный сбил на подступах к Москве фашистский Ю-88. Днем раньше воины поста ВНОС залповым огнем из винтовок сбили еще один Ю-88, который пикировал на поезд маршала Ворошилова. Звено истребителей во главе с летчиком Шишовым преградило путь к Москве восьми вражеским бомбардировщикам, сбив один «юнкерс». Когда поспешили на помощь немецкие истребители, наше отважное звено подожгло один «мессершмитт»…

Однако поступали вести и посерьезнее. Где-то в середине июля пришло сообщение из Генштаба, что гитлеровское командование создало специальную авиагруппу для налетов на Москву. В нее входили вроде бы до 300 бомбардировщиков.

Не знаю, эти ли разведданные или еще какие сообщения встревожили Сталина, но только Иосиф Виссарионович сам решил познакомиться с делами ПВО Москвы. Он принимал генерала Громадина, начальника штаба Московской зоны ПВО генерала Герасимова и меня в особняке рядом со зданием штаба нашего корпуса.

Входили мы в кабинет Сталина довольно робко. Развернули карты, подготовились к работе. Когда начальник оперативного отдела штаба нашего корпуса разложил на столе свое громоздкое хозяйство, то места для карт авиаторов не осталось. Им пришлось устраиваться на полу. Сталин внимательно наблюдал за всем:

— Ну, показывайте, как вы будете отражать массированный дневной налет вражеской авиации…

Экзаменовал нас Верховный часа полтора. В заключение отметил: «Теоретически все выглядит убедительно, а вот на практике…» Повернувшись ко мне, добавил: «Продолжайте тренировать личный состав, товарищ Журавлев. И смотрите, если хоть одна бомба упадет на Москву, не сносить вам головы».

Не знали мы тогда, что через несколько часов нам уже придется отражать налет на столицу…

Когда я сел ужинать, зазвонил телефон.

«Товарищ генерал, идут…» — послышался в трубке взволнованный голос полковника Н. Ф. Курьянова.

«Кто идет? Говорите толком», — вырвалось у меня, но тут же все стало ясно…

Начальник оперативного отдела подтвердил мою догадку: «В границах нашей зоны появились неприятельские самолеты».

На ходу одеваясь, я поспешил на КП. Даже при беглом взгляде на планшет воздушной обстановки можно было убедиться — немецкие самолёты держат курс на Москву. С постов ВНОС поступали сообщения о высоте, направлении полетов, количестве самолётов.