Шрифт:
Уже стоя в безопасности, я крикнул снова:
– Харолд, это Бен Трумэн. Пожалуйста, открой дверь. Пожалуйста!
Мертвая тишина.
Потом за дверью кто-то негромко сказал:
– О'кей, о'кей, погодите секундочку.
У Гиттенса вытянулось лицо.
Он задумчиво-настороженно поводил глазами, затем сделал знак своим парням – давайте.
Двое обрюзгших полицейских с металлическим тараном двинулись к двери.
– Постойте, Гиттенс, – сказал я. – Там кто-то хочет нам открыть...
– Ждать нет времени, Бен. Ждать – это страшный риск. Вперед, ребятки! Поехали!
Я подумал: они здесь, чтобы убить Брекстона. Однозначно.
Бабах! Бабах!
Дверь распахнулась со второго удара.
Гиттенс первым влетел в квартиру. За ним – целая толпа.
– Полиция! Полиция! Полиция!
Я забежал чуть ли не последним. Передо мной была целая очередь.
Внутри царил хаос. Чтобы не сказать бардак.
По многокомнатной квартире бегали, размахивая оружием и дико вопя, то и дело сталкиваясь, то и дело опрокидывая мебель, напуганные собственным криком, вооруженные до зубов мужики.
– Полиция! Полиция! Полиция!
– Не двигаться! Всем лечь! Лежать!
Визг маленькой девочки.
Сама маленькая девочка.
Спецназовец хватает ее на руки, тащит прочь, в коридор, из квартиры.
Девочка орет благим матом.
– Не двигаться! Мать вашу, не двигаться! Покажи мне руки! Руки показать!
И оттуда же, сразу же за этим – ба-бах!
«Не волнуйтесь, сэр, не успеете оглянуться, как вы уже окочурились!»
«Ха-ха-ха!»
Керт и двое спецназовцев бегут в комнату, откуда раздался выстрел. Я за ними.
Это спальня. Односпальная кровать. Распятие над ней.
Два полицейских ползают по полу и что-то делают.
Еще вперед.
На полу человек. Над ним склонились полицейские.
Человек на полу – худой старик, негр лет семидесяти. На нем малиновая сорочка и белый воротничок проповедника.
Глаза закрыты.
Керт кричит:
– «Скорую помощь»!
Священник шевелится, перекатывается на бок. Хватает воздух ртом.
Керт разрывает его воротник. Не помогает, старик все равно задыхается.
– Отойдите! Всем отойти! Не путайтесь под ногами, козлы!
Мы рассыпаемся по стенам.
– Я в него не целился! Я его не убивал!
Это спецназовец. Лицо нашкодившего школьника. Под черной каской.
– Я приказал ему показать руки. Почему он не захотел показать руки? Я велел ему показать руки!
Я не вижу крови.
Однако старик больше не дышит.
Керт наклоняется, переворачивает священника на спину и начинает делать искусственное дыхание.
– Черт бы вас побрал! Черт бы вас побрал! – повторяет он каждый раз, отрываясь от рта старика и давя на его грудь.
– Ах ты Господи! – причитает Гиттенс. – Ах ты Господи!
Вбегает старая женщина. Она с визгом бросается на бездыханное тело.
Керт орет:
– Уберите бабу!
Двое ее оттаскивают.
Она стонет и, заламывая руки, смотрит, как Керт снова и снова вдувает жизнь в рот ее мужу. Без результата.
«Скорой помощи» нет и нет. Да и не могут они за пять минут приехать. Это Мишн-Флэтс. Здесь ничего быстро не делается. Даже «скорая помощь» здесь медленная.
Керт, раскрасневшийся, с выпученными глазами, продолжает делать искусственное дыхание.
В какой-то момент Келли просто оттаскивает его от трупа.
Все кончено.
Позже я узнаю – старенького священника звали Эйврил Уолкер.
Он был уже на пенсии, но продолжал совершать по воскресеньям службы в церкви Кэлвери Пентекостал на Мишн-авеню.
Постоянный защитник Брекстона был мертв. Хотя при штурме не получил ни единой царапины.
Причина смерти: инфаркт.
Или, как раньше говорили, разрыв сердца.
42
Нашкодившими детьми выглядели те девять-десять полицейских и спецназовцев, которые присутствовали при кончине священника.
Они и ошибку свою понимали, и то, что за нее придется кому-то заплатить.
Гиттенс сообщил по радио в участок о произошедшей трагедии.
Новость разлетелась по округе почти мгновенно. Когда мы выходили из дома, перед ним стояла плотная толпа – человек сто, не меньше. Приехали телевизионщики, нацелили на нас камеры и засыпали каждого вопросами.
Словом, пошло-поехало...
Вопросы были у всех, не только у журналистов. Вопросы у прокурора, у начальства спецназа.
Правда, что полицейские убили преподобного Уолкера?