Но один из таких ночных гостей Абдуллу сильно удивил. Он сразу узнал старого приятеля Августа Петровича — долговязого, длиннолицего полковника Сикорского. В прежние времена полковник был здесь довольно частым гостем. Однако вот уже несколько месяцев, как о нем не было ни слуху ни духу. Абдулла знал, что летом прошлого года Сикорский командовал войсками, стрелявшими в рабочих. Он отлично помнил, как, заявившись на другой день к Августу Петровичу, полковник орал на весь дом, что большевики губят Россию и его долг — долг русского офицера — стрелять, стрелять и стрелять в них до тех пор, пока останется жив хоть один из этих подлых вражеских шпионов, продающих родину за немецкие деньги.

Абдулла не сомневался, что полковник перестал бывать в доме его хозяина неспроста. Он был уверен, что Сикорский арестован. Но вот, оказывается, жив курилка… Пришел как ни в чем не бывало. Правда, не в старой своей полковничьей шинели, а в гражданском платье.

Сикорский явился не один. Спутник его, далеко не первой молодости, был тоже в штатском. Но особая, неповторимая манера держаться, разворот плеч, посадка головы все это говорило о том, что и на нем офицерская шипель выглядела бы естественнее, чем штатское пальто с бархатным воротничком и мягкая фетровая шляпа.

Раздеваясь в прихожей, они говорили не по-русски.

Но, услыхав произнесенное спутником Сикорского слово «капут», Абдулла догадался, что тот — немец.

«Как же так? — подумалось невольно. — Такой патриот и вдруг как ни в чем не бывало, дружески беседует с немцем, своим заклятым врагом?»

Никогда прежде Абдулла не интересовался делами хозяина и его гостей. Но загадочное появление полковника Сикорского, ненавидевшего немцев, рука об руку с переодетым немецким офицером не давало ему покоя. Тут была какая-то тайна. Уж не заманил ли проклятый Сикорский немца в этот уютный старый дом, чтобы здесь втихомолку его зарезать?

Погасив внизу свет, Абдулла тихонько, на цыпочках, черным ходом поднялся на второй этаж. Он и сам еще толком не знал, зачем идет туда. Подумал было даже, что не худо бы предупредить Августа Петровича, чтобы тот не доверял Сикорскому: этот головорез еще втянет в какую-нибудь беду.

Нельзя сказать, чтобы Абдулла сильно был предан своему хозяину, особенно после того, как тот поступил с ним так бессердечно. Однако десятилетия, проведенные в этом доме, долгая привычка честно исполнять свои обязанности, служить хозяину верой и правдой — все это не прошло для него даром.

Абдулла все еще колебался, не зная, как ему поступить. И вдруг он услышал шаги. Кто-то спускался вниз по черной лестнице. Пришлось спрятаться за выступ стены.

— Он ждет от нас немедленного ответа? Или нам дадут время подумать?

Это был голос Августа Петровича. Второй голос принадлежал Сикорскому.

— О чем тут раздумывать! — раздраженно сказал он. — Наши германские друзья вправе узнать, каковы наши ресурсы. Достанет ли у нашей организации сил, чтобы раз и навсегда покончить с большевиками.

— Я думаю, что такая возможность у нас есть. В особенности если использовать фактор внезапности. До поры надо держать планы в тайне. Но как только будет дан сигнал… Это будет вторая варфоломеевская ночь! Вырежем товарищей комиссаров всех до единого…

Абдулла обомлел… Они хотят вырезать всех комиссаров? Значит, и его молодого друга тоже — того, кто спас от голодной смерти, кто был с ним так ласков и добр. Нет! Этого не будет! Он, Абдулла, не допустит, чтобы это кровавое преступление совершилось!

Организация. Он сказал, что у них организация. Значит, целая шайка таких же головорезов, как этот Сикорский. Как быть? Что может сделать он, маленький человек, беспомощный, слабый?

И тут его осенило. Немедленно туда, к этому молодому комиссару! Улица Жуковского, дом четыре. Скорее, скорее! Рассказать ему все! Предупредить о грозящей опасности!

Абдулла изо всех сил прижался к стене и затаил дыхание. Сикорский и Амбрустер прошли мило. Глухо стукнула дверь черного хода.

Уверившись, что на лестнице больше никого нет, Абдулла выскользнул из своего укрытия, бесшумно сбежал по щербатым, потемневшим ступеням и вышел на улицу в промозглую, ледяную ночную мглу.

Проводив Сикорского, Амбрустер вернулся в круглую гостиную: неудобно было надолго оставлять важного гост одного.

Немец сидел у курительного столика, прямой, как палка: спина его не касалась спинки стула. Он молча поднял голову и вопросительно поглядел на хозяина дома. Амбрустер сел напротив, раскрыл коробку дорогих сигар.

— Угощаетесь.

Немец коротко, одной головой, поклонился. Взял сигару.

— А господин полковник? — после паузы спросил он.