— И слушать не хочу! — обиделся Абдулла. — Делать мне тут все равно нечего. Не спорь, дорогой, хочешь ты или не хочешь, я еду с тобой в Москву.

— В самом деле, — поддержал его Дулдулович. — Зачем вам бегать, хлопотать об охране? Абдулла — человек надежный, вы его знаете. Я тоже собираюсь в Москву. Так что вы и на меня можете рассчитывать.

Поколебавшись, Ади Маликов решал принять предложение своих новых знакомцев.

Они выехали на следующий день утренним поездом. Как-то так сразу вышло, что Ади Маликов общался всю дорогу с Абдуллой, предоставив Дулдуловичу беспрепятственно ухаживать за Галией.

Абдулла рассказывал другу своего любимого комиссара о том, как он воевал, как его ранило, каким веселым человеком был оперировавший его хирург. А Дулдулович тем временем старался расположить к себе девушку, завоевать ее доверие.

Будучи человеком неглупым, он понимал, что грубая ложь тут не годится: у женщин ведь особое чутье на неправду. И он довольно удачно слепил вполне правдоподобную версию о себе, состоявшую примерно на одну четверть из чистой правды и на три четверти из самой беспардонной лжи.

Рассказывал Дулдулович хорошо, складно. Многое для Галии было тут в новинку, и слушала она его раскрыв рот.

— Родом я из литовских татар, — рассказывал он. — А предки мои были выходцами из Крыма. Наконец-то после долгих лет унижения мой народ пробудился от вековой спячки! — с подкупающей искренностью говорил Дулдулович. — Я верю, что именно сейчас будет создана независимая мусульманская республика со столицей в Казани. Поэтому я и пришел к большевикам. Ведь большевики — это единственная политическая партия, которая обещает свободу всем народам, которые были угнетены царизмом.

— А почему вы думаете, что столицей будет именно Казань? — спрашивала Галия, опуская тяжелые ресницы.

— Казань — древний великий город, к которому тянутся сердца всех мусульман. И не случайно человек, которому самой историей суждено возглавить это великое движение, родом из Казани.

— Это вы про кого говорите? — не поняла Галия.

— Про Мулланура Вахитова. В Казани кругом только и разговоров, что о комиссаре Вахитове. Я понял, чте это человек выдающийся. И моя давняя мечта — познакомиться с ним, а если удастся — работать под его непосредстветным руководством.

Мудрено ли, что Галия всей душой потянулась к этому человеку, такому искреннему, так горячо и преданно любящему свой народ. А главное, с таким восторгом говорящему про того, кто и по сей день оставался ее кумиром.

Подчиняясь гипнозу речей Дулдуловича, она мысленно дала себе слово, что сделает все возможное, чтобы Мулланур понял и оценил по заслугам этого замечательного человека, нового ее друга.

Москва ослепила Мулланура солнцем, оттепелью, голубым небом. Пахло весной, ярко блестели лужи, из-под колес извозчичьих пролеток летела грязно-бурая снежная жижа.

Все здесь было не так, как в Петрограде. Грохотали и оглушительно звенели трамваи. Трамвайные рельсы разбегалось во все стороны, спускались вдоль зубчатой Китайгородской стены, петляли, выныривая из всех близлежащих улиц, и кружным путем возвращались вспять, к Кремлю. По обе стороны Охотного ряда тянулись низкие дома, сплошь занятые лавками и складами. Пахло рыбой, прокисшей капустой, гнилью. Охотнорядские молодцы в синих суконных поддевках, перетянутых малиновыми кушаками, нахваливали свой товар…

В Москве Центральный комиссариат по делам мусульман разместился уже не в пяти комнатах, а в отдельном здании. В распоряжение комиссариата был выделен двухэтажный особняк с мезонином, который, строго говоря, можно было считать третьим этажом. Были, кроме того, и весьма обширные подвальные помещения.

Особняк был старинный, с шестью колоннами по фасаду, глядящему на набережную. Стоял он в Замоскворечье, сравнительно недалеко от Кремля. К дому примыкал двор, окруженный высоким забором: там можно было обучать новобранцев, будущих бойцов мусульманской Красной Армии.

До революции дом принадлежал купцу Солодовникову. А еще раньше, в прошлом веке, в нем жил известный русский композитор Алябьев.

И вот волею революции старый барский особняк стал Центром революционных мусульман всей России.

В подвальном помещении устроили типографию. На первом этаже расположились кабинеты. На втором — кабинеты и жилые комнаты. Здесь же был и кабинет комиссара Вахитова; телефон прямым проводом связывал его с Кремлем.

В Москве Муллануру пришлось работать больше, чем в Петрограде. Непосредственно комиссариатских дел сразу прибавилось, да еще появились всякие бытовые хлопоты: надо было устраиваться на новом месте, добывать жилье для служащих и рабочих типографии.