Я хочу, чтобы все было как прежде. Не желаю вникать во весь этот взрослый вздор. Я устала защищать их. Я хочу, чтобы они защитили меня!

Врываюсь на кухню и замечаю пресловутый корсет: он так и лежит на столе, куда мать бросила его после наших разборок вчера вечером. Я поднимаю его и швыряю, он врезается в буфет с такой силой, что звенят чашки.

Подпрыгиваю от неожиданности: из своей берлоги, жуя кукурузные хлопья с ладони, возникает мой брат.

— Клево, — говорит Бен, подбирая корсет. — Кандида думала, что потеряла его. А мне казалось, что он остался в папиной квартире.

Я смотрю на него во все глаза — и начинаю хохотать. Внезапно понимаю, что не могу остановиться.

— Кстати, — добавляет Бен, густым фонтаном крошек усеивая футболку, — стильный прикид, сестренка. Ты похожа на Ингрид Бергман в «Касабланке». Молодчина.

Долго не могу вылезти из душа: слезы текут, смешиваясь с водой, пока та не становится холодной и я не осознаю, что больше не в состоянии плакать. Смыв остатки раскисшего макияжа, натягиваю любимую пижаму из розовой фланели и собираю волосы в хвостик. Чулки, белье и даже плащ запихиваю в мусорное ведро.

Спускаюсь и стучусь в папин кабинет.

— Занят?

— Не особенно, — вздыхает он. — Заходи, Кейт. Мне не помешает немного отвлечься.

Вслед за мной в комнату вбегает Каннель. Я опускаюсь на колени, прячу лицо в его золотистую шерсть, а пес, закрыв глаза, урчит от удовольствия. По нему я буду скучать больше всего.

— Он больше похож на кошку, чем на собаку, — говорю я. — Ты только послушай. Он почти мурлычет.

Папа захлопывает лэптоп.

— Кейт, ты в порядке? Я думал, ты вечером идешь к Дэну.

— Расхотелось.

— Ты что, до сих пор расстроена из-за разговора насчет Нью-Йорка? Извини, Кейт, но…

— Забудь, пап.

— Волнуешься перед экзаменами?

— Немного.

Беру с полки бронзовую фигурку Будды и безотчетно потираю на удачу толстый животик. Па привез статуэтку из Тибета, когда мне было четыре года. За столько лет я натерла на животе у Будды маленькое блестящее пятнышко.

— О чем вы с мамой спорили вчера вечером?

Какое-то время он не отвечает — сосредоточился на сортировке папок и документов. Он действительно устал: черные круги под глазами, жутко похудел. Как будто Супермен вдруг стал простым смертным. Даже страшно видеть папу таким. Кто будет заботиться обо всех и обо всем, если он вдруг не сможет?

Папа выдавливает улыбку.

— Ничего такого, что должно тебя волновать, Кит-Кат.

— Па…

— Не о том, что ты подумала. Мы разговаривали насчет бабушки Энн.

Я кусаю ноготь на большом пальце.

— Пап, вы с мамой…

— У нас все в порядке. Все отлично. Кейт, если ты хотела поговорить только об этом, то мне пора вернуться к бумагам.

— Я хотела спросить, — выкладываю я, — можно мне поехать к Флер? Всего на недельку! Даже не придется пропускать школу. Ведь у нас скоро учебный отпуск перед экзаменами, и…

Он перестает перебирать бумаги.

— Исключено.

— Ну, пап…

— Кейт, будь благоразумна. Нельзя отрываться от школы посреди семестра. У тебя скоро экзамены, и, как ты сама заметила, тебе нужно начать готовить документы для подачи в университет.

— А смысл? — ворчу я. — Ты ведь все равно не дашь мне поступать туда, куда я хочу.

— В Англии куча превосходных университетов. А ты — сначала Нью-Йорк, теперь Париж. Я в самом деле не понимаю твоей внезапной навязчивой идеи уехать из страны. — Он сверяется в своем «Блэкберри». — Разве что у тебя какие-то проблемы, Кейт?

Я хочу все рассказать ему. Правда. Но не знаю, с чего начать.

— Можешь довериться мне, милая, — говорит папа, краем глаза просматривая список электронных сообщений на экране. — Я всегда готов тебя выслушать.

— Кажется, ты в пятницу летишь в Нью-Йорк?

— Ну да. Но сейчас-то я тут. Ну же, малыш. — Он, наконец, откладывает «Блэкберри» и разводит руками. — Так что тебя тревожит?

Чуть поколебавшись, я забираюсь к нему на колени. Здесь я в безопасности, и вдруг все остальное перестает иметь значение. Как будто мне снова четыре года и папочка может все исправить. Как бы мне хотелось, чтобы так оно и было всегда! Почему это невозможно?

— Эй, Кит-Кат! Ты что, ревешь? — Он прячет мою голову у себя под подбородком и гладит меня по спине. — Милая, ну же, расскажи, в чем дело. Что случилось?

Я больше не могу здесь оставаться. Рядом с ней.

— Возьми меня с собой в Нью-Йорк, папочка, — шмыгая носом, прошу я. — Ну пожалуйста!

— Ты же знаешь, не могу, — с некоторым раздражением отвечает он. — Так что стряслось, Кейт?

Если я расскажу ему, он уйдет от мамы. Он уйдет, а мне придется остаться. И все же я должна рассказать ему, или я разорвусь. У меня от всех этих тайн крышу сносит.