Он спустился на ступеньку ниже, отрезая ей путь к пляжу. Теперь их лица оказались на одном уровне, и она смотрела прямо в его синие, губительные для нее глаза.

— Я так и не понял, — резко бросил он, — зачем такой очаровательной девушке, как ты, понадобилось искать развлечений с женатым мужчиной, тем более таким, как Саймон Торп. Ты могла бы завести себе любого, кого захотела. Почему ты решила совратить именно его? Спаси и помилуй! — Голос его стал суровым. — Я знал его до этого немало лет и готов поклясться: он не из тех, кто ищет любовных приключений на стороне.

— Думаешь, ты его хорошо знал? Но ты заблуждаешься. Ты думал, что знаешь меня, но и во мне ты ошибся. — Уне не удалось сдержать горечь. Воспоминания о том лете всколыхнулись в ней с новой силой.

Внезапно Корделл притянул ее к себе за плечи, и не успела она опомниться, как он обжег поцелуем ее губы. Все произошло так быстро, что она не смогла ничего сделать. В наступившем безмолвии слышалось только учащенное дыхание. Губы Уны болезненно покалывало. Во времена их дружбы он никогда не позволял себе с ней никаких вольностей. Сейчас она восприняла его поцелуй как пощечину.

— Не смей больше никогда так себя вести! — выдохнула она.

Глаза ее затуманились слезами. Цинично ухмыляющееся лицо Корделла расплывалось. Он поцеловал ее… В те давние дни Уна душу бы отдала за один, всего лишь один поцелуй Корделла Паркера. Она никогда бы не поверила, что такое может случиться. Короткое рыдание вырвалось у нее прежде, чем она сумела справиться с собой.

— Очень хорошо, — вкрадчиво проговорил он, — и очень убедительно. И к тому же многообещающе! Это лето, — он обвел указательным пальцем верхнюю губу, давая понять, что надолго сохранит память об украденном поцелуе, — обещает оказаться более увлекательным, чем я предполагал. И еще до конца его, драгоценная моя Уна, я затащу тебя в свою постель. Может, тогда я наконец выясню, что могло заставить такого человека, как Саймон Торп, поддаться твоим чарам, пока его жена лежала в больнице в ожидании третьего ребенка. Ты — воплощение вызова, но я его принимаю. — Он презрительно отвернулся от нее и спустился по ступенькам. Вскоре она услышала, как захлопнулась дверь его дома.

В голове Уны царил сумбур. Она медленно спустилась по ступенькам, пересекла лужайку и очутилась на песчаном берегу.

Зачем, зачем она согласилась приехать сюда? Какую ошибку она совершила! Лучше бы ей никогда не приезжать. А как же тогда быть с Энтони с его израненной детской душой? Может, хоть какая-то польза будет от их пребывания здесь? Марселла поближе познакомится со своим правнуком и сумеет вывести его из состояния глубокого отчаяния и смятения. Если бы не этот ребенок, Уна настояла бы на немедленном возвращении в город, несмотря на обещание, данное бабушке.

А теперь она так поступить не может, надо думать об Энтони. Просто ей придется по-иному держаться с Корделлом. Он собирается затащить ее в свою постель, и ей придется приложить немало усилий, чтобы этого не случилось. Согласись она переспать с ним, он обнаружит ее девственность и поймет, что не она была тогда с Саймоном. И ему ничего другого не останется, как прийти к заключению, что это была…

Нет, он этого не вынесет! Узнать, что с Саймоном была Дейзи, женщина, которую Корделл любил слепо, на которую только что не молился!

Уна и тогда и сейчас была уверена, что Корделл возненавидит весь мир, если узнает о предательстве Дейзи. Прикрыть свою кузину она решила не ради Дейзи — ее она презирала за распущенность и лживость, — а ради Корделла, надеясь уберечь его от горькой истины. Теперь у Корделла остались драгоценные воспоминания о жене. И Уне придется делать все, что в ее силах, чтобы эти воспоминания не были омрачены.

В тот же день на озере неожиданно появилась Эмили Торп с тремя детьми. Уна не видела, когда они приехали. После ланча она ушла за дом, в сарай, и провела там два часа, разбирая накопившийся хлам, убеждая себя, что делает это на случай, если Марселле придется продать усадьбу. Но в душе она знала, что всячески пытается избежать встречи с Корделлом.

Было уже около половины пятого, когда она устало опустилась на старый пень у дверей сарая, утирая со лба капли пота грязной рукой. Вдруг открылась дверь черного хода. Ожидая увидеть бабушку, Уна подняла глаза и улыбнулась. Улыбка сменилась удивленным восклицанием при виде направлявшейся к ней по дорожке миниатюрной женщины лет сорока, в матроске и шортах. Уна стремительно поднялась.

— Миссис Торп!

Глаза Эмили лучились радостью.

— Уна, я ушам своим не поверила, когда Марселла сказала, что ты здесь. Я уж думала, что ты навсегда простилась с озером…

Уна всплеснула руками.

— Невероятно! Неужели это вы? Вы так чудесно выглядите! Такая тоненькая и… — Она запнулась, смутившись, и забормотала извинения. Но Эмили весело рассмеялась.

— Не надо извинений, моя милая! Понадобилось два долгих года, чтобы избавиться от лишних фунтов, и, поверь, больше всего меня радует, когда люди делают мне комплименты по поводу моей изменившейся внешности. А ты, — она обняла Уну и отступила, чтобы рассмотреть ее получше, — ты сама стала просто на удивление прелестной!