Оказаться с ним в постели обнаженной, лежать в лунном свете в его объятиях. От одной этой мысли все в ней таяло. Господи, она даже встать не может. Так и придется сидеть здесь безвольной, как рабыня. В этот момент ей одного и хотелось — стать рабыней Корделла Паркера и делить с ним постель. А что ему нужно от нее? Только секс? Она закрыла лицо ладонями. До чего она докатилась!

Первая кандидатка была явно неудачной. Впрочем, вначале она показалась Уне идеальной гувернанткой: жизнерадостная, энергичная, аккуратно одетая и обаятельная. Но случайно бросив взгляд на сумочку, Уна заметила в ней горлышко маленькой плоской фляжки. Перед уходом гувернантки Уна притворилась, что споткнулась. Она ухватилась за женщину и почуяла в ее дыхании запах алкоголя. Подозрение подтвердилось.

После ухода первой кандидатки Корделл стянул пиджак, бросил его на софу у окна и посмотрел на часы.

— Осталось двадцать минут до второй встречи. Какие будут предложения? — Он взглянул на Уну.

— Я видел неподалеку парк. Может, пойдем туда? — предложил Энтони.

— Хорошее предложение. Уна, ты согласна?

— Вполне.

Солнце жарило невыносимо, и Уна порадовалась, что на ней легкое платье без рукавов. В парке они устроились в тени под большим дубом. Уна села на деревянную скамейку и вытянула ноги.

— Па, как насчет мороженого? — спросил Энтони.

Корделл достал бумажник.

— Какое тебе мороженое, Уна?

— О, я не хочу, спасибо.

— Уверена?

— Абсолютно.

— Ладно. Энтони, мне ванильное. Вот деньги, должно хватить… — Он убрал в карман бумажник. — Наверное, ты, Уна, не хочешь портить себе аппетит перед ужином?

Как только Энтони умчался, Уна ровным голосом сказала:

— Эта гувернантка не годится, Корделл, она выпивает.

Корделл не стал задавать вопросы, только произнес:

— Жаль. А я уж подумал…

Вид у него был расстроенный. Он ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, вздернув подбородок характерным движением. Не делай этого, хотелось Уне взмолиться. Она была просто не в силах отвести взгляда от его пальцев, от шеи и черных курчавых волосков в вырезе рубашки. Ради собственной безопасности она заставила себя перевести глаза на свои босоножки. Еще одна ее слабость — дорогая итальянская обувь. Испытав чувство вины, она вздохнула.

— Надо скрестить пальцы, чтобы вторая подошла.

— Так и сделаем.

Между ними установилось довольно дружелюбное молчание.

— Город сильно изменился с тех пор, как я был здесь в последний раз.

— А как ты поступишь со своей фирмой в Англии?

— Я все подготовил для продажи. У меня уже есть покупатели. С этим проблем не будет.

— Ты сообщил тете Элисон, что собираешься обосноваться здесь?

— Я отправил ей письмо.

— Она дружила с Энтони?

Корделл зло рассмеялся.

— Ты же знаешь свою тетку. Можешь представить, что у этой женщины с кем-нибудь были теплые отношения?

— Нет, — чистосердечно ответила Уна. — Бабушка рассказывала, что после гибели моих родителей тетя Элисон предложила взять меня на воспитание. Но ба знала, что она собой представляет, и, слава Богу, предпочла забрать меня к себе. Те две недели, что мы обычно проводили летом с тетей Элисон, напоминали тюремное заключение.

— Но была еще твоя кузина. У меня всегда было такое впечатление, будто ты считала…

— Пожалуйста, па, твое мороженое.

Ни Уна, ни Корделл не заметили, как подошел Энтони, но появился он вовремя. Ей не хотелось обсуждать Дейзи и свои с ней отношения. Опасная тема, которой лучше избегать.

— Можно, я пойду на качели? — спросил Энтони, облизывая брикет шоколадного мороженого.

— Иди, только так, чтобы я тебя видел.

Корделл опустился рядом с Уной на скамейку, которая сразу показалась ей тесной для двоих. Захотелось отодвинуться.

— Хочешь лизнуть?

— Спасибо, попробую, — легко согласилась Уна, догадавшись по озорному блеску его глаз, что он ждет отказа.

Она не любила такие игры, но Корделл будил в ней самые интимные желания. Следя за ним из-под густых ресниц и слегка придерживая его запястье, она высунула язык и лизнула верх трубочки. Он вырвал руку и зажал ее пальцы стальной хваткой.

— Ага, понравилось? — Глаза, внезапно потемневшие, не отрывались от ее лица. — Моя очередь.

Он нагнул голову и медленно лизнул верхушку мороженого столь сексуально, что в груди Уны возникло томление, будто это ее он трогал языком, лаская и покусывая. Взрыв желания потряс ее, по телу пробежала дрожь. Глаза Корделла расширились в притворном изумлении.