Корделл расплылся в улыбке, а потом не выдержал и тоже рассмеялся.

— Если бы Марси видела нас сейчас, — сказал он, глядя, как Уна прижимает к губам салфетку, пытаясь унять приступ смеха, — она бы вылила этот кофейник нам на голову.

Смех разрядил напряженную атмосферу, которая то и дело зависала над ними на протяжении всего вечера. Сойдясь на том, что надо спасти хотя бы остаток вечера, они объявили перемирие. Корделл заказал горячий кофе с ликером, и они спокойно посидели еще с полчаса, болтая о книгах и фильмах, пока Уна не взглянула на часы. Вздохнув, она поднялась.

— Пора идти, уже поздно.

Светила яркая луна, и воздух, прогретый за день, окутал их теплом. Может, вино и ликер были тому причиной, но возвращалась Уна в мечтательно-приподнятом настроении. Она всегда любила бродить в летние ночи, когда все вокруг преображалось, словно с последними лучами солнца оживала изначальная сила таинственного очарования природы.

Но еще больше ее влекло в ночь невыразимое чувство, возникавшее у нее при взгляде на звездное небо.

— Уна!

Она обернулась на голос Корделла, вырванная из плавного течения мыслей, и увидела, что он остановился. Она тоже остановилась.

— Да? — В лунном свете его лицо предстало перед ней графическим изображением абсолютной мужской красоты. Как жаль, что я не портретист, подумала Уна, а то запечатлела бы его таким навеки.

— Я насчет твоего предложения…

От этих слов Уна спустилась с небес на землю и растерянно посмотрела на него. Она уже позабыла о своем предложении, полагая, что и он забыл. Корделл утром ясно дал понять, что оно его не интересует. Почему он вдруг заговорил об этом? По его глазам она ничего прочитать не смогла.

— Я принимаю его.

Уна решила, что ослышалась.

— Ты… Что ты сказал?

— Мы поженимся.

С озера налетел холодный ветер, и Уна поежилась. Ей никак не удавалось собраться с мыслями. Корделл снял пиджак и накинул ей на плечи. Уна на секунду закрыла глаза. Слишком стремительно развиваются события. Куда они их заведут?..

— Ты сказала, что твое предложение действительно до полуночи. Надеюсь, я не опоздал? — Он посмотрел на часы. — Нет, у меня в запасе еще несколько минут. Но ты, кажется, растеряна. Передумала?

Уна плотнее закуталась в пиджак, еще хранивший тепло и запах хозяина.

— Нет, не передумала.

Снова повисло напряженное молчание. На этот раз первой нарушила его Уна:

— Надо все продумать.

— Прежде всего, надо сказать Марси.

— Я сама ей все скажу и объясню.

Он помолчал немного и спокойно согласился.

— Да, так будет лучше. Но больше никто не должен знать. Только сообщить… без объяснений.

— А что мы скажем? Что безумно и страстно влюблены друг в друга и только сейчас это поняли?

— Все так и подумают. С Энтони я поговорю утром. Особых проблем с ним не предвижу, ты ему нравишься. Ну, поскольку ты не против, мы поженимся как можно скорее, чтобы свести на нет притязания Элисон.

— Да, Корделл, хорошо.

— Венчание скромное?

И тут Уну потрясла запоздалая реакция. Тщетно пыталась она взять под контроль вихрем закружившиеся в голове мысли. Она выходит замуж за любимого человека!

Эти слова звучали в ней снова и снова. В это невозможно было поверить, сбывалось то, о чем Уна мечтала еще будучи девочкой-подростком. Но каким образом! Наконец голос Корделла пробился сквозь плотный хоровод ее мыслей и чувств, и к ней вернулось ясное сознание.

— Ну, не совсем скромное. Я выхожу замуж впервые и хочу, чтобы в этот день рядом были мои друзья. — Она черпала силы в его удивлении и мужество в его растерянности. — Венчаться я буду в белом свадебном наряде.

Корделл не удержался от язвительного замечания:

— В белом венчаются только девственницы. Так уж принято.

— Это моясвадьба, Корделл. — Хорошо, что луну закрыло облако и он не видит ее страдальческих глаз. — Мне решать, что я надену.

— Как скажешь. Действительно, наряд должен впечатлить суд, очко будет в мою пользу. Антураж решает все!

Ах, Корделл, думала несчастная Уна, как ты заблуждаешься! Но спорить не стала. А то можно и проговориться.

— Уна, мне любопытно, что тебе, лично тебе, дает такое замужество?

Единственное наслаждение — видеть тебя каждый день, хотелось крикнуть ей. Но кроме того, страдания одиноких бессонных ночей, мучительные слезы по невозможному — по твоей любви…

— Готового сына, Корделл, ребенка, любовь к которому уже живет в моем сердце. Остальное — пустяки. У меня остается свобода работать, жить по своему желанию, иметь своих друзей, от которых я не намерена отказываться. Вот только придется отказаться от своей квартиры. Полагаю, для семьи ты приобретешь отдельное здание?