После встречи в кабинете художественного руководителя Никиту Колодного попросили подняться в квартиру и в присутствии следователя посмотреть, не пропало ли что-нибудь и не произошло ли каких-то изменений в обстановке и вещах. Сделать это оказалось непросто, сперва Колодный категорически отказывался идти на место происшествия, бледнел, заикался и говорил, что не вынесет вида комнаты, в которой совершено убийство, потом все-таки дал себя уговорить. По квартире он ходил на трясущихся ногах и все время просил разрешения выйти на кухню попить воды из-под крана. Похмелье, видно, у него было тяжким.

– Я не очень хорошо знаю вещи Артема, – наконец изрек он, – но мне кажется, что все на месте. И компьютер, и папки вот здесь всегда лежали – они так и лежат. И тетрадка со стенограммами.

– Сколько было папок? – строго спросил Блинов.

– Не помню, кажется, три или четыре. Сейчас, погодите. – Колодный наморщил лоб. – Я каждый раз обращал внимание, что они были разного цвета, синяя, красная и черная, да, точно, значит, три. И я загадывал, в каком порядке они будут лежать, у меня примета была: если красная на черной – вечером спектакль пройдет средне, без куража, а если красная на синей – то будет хорошо. Мы, актеры, люди суеверные, в приметы верим.

– А если не красная папка на синей, а наоборот, синяя на красной? – насмешливо спросил Блинов.

– Тогда я с помрежем поцапаюсь, – вполне серьезно ответил Колодный. – Вы зря смеетесь, приметы всегда срабатывают, уж сколько раз проверено.

Он еще немного походил по комнате и остановился возле камина, разглядывая металлическую стойку для аксессуаров, потом растерянно посмотрел на следователя:

– Щипцов нет. Куда они делись? Кому они могли понадобиться? Здесь всегда был полный комплект: щипцы, кочерга, совок, щетка, или как это там правильно называется, я не знаю. А теперь щипцов нет.

– Их изъяли для проведения экспертизы, – холодно сообщил Николай Николаевич. – Это орудие убийства.

– О господи! – Колодный схватился за голову. – Я как-то не подумал… Да, конечно, мне же говорили, что Артема щипцами… забыл…

Все три папки – красная, синяя и черная – лежали на столе рядом с компьютером, сверху находилась тетрадь со стенограммами репетиций. И еще несколько разрозненных листов, испачканных кровью, – новые варианты ролей, подготовленные для сегодняшней репетиции. На полу рядом со столом – принтер, в нем остался распечатанный, но так и не вынутый текст пьесы «Правосудие» с последними исправлениями. Если полагаться на мнение Никиты Колодного, выходило, что из квартиры Лесогорова ничего не пропало. Но понятно, что речь может идти только о вещах очевидных, бросающихся в глаза. А что, если пропала всего лишь флэшка? Сколько таких флэшек может быть у пишущего человека? Ясно, что не одна и не две. И актер Колодный на этот счет ничего точно знать не может. А если речь идет о документе, находившемся в папке? Папка-то на месте, а вот что там внутри было и что осталось? Нет, пожалуй, идея привлечь актера к осмотру места происшествия оказалась не очень-то удачной.

Следователь отпустил Колодного и отправился к костюмерам, куда уже давно послал эксперта с ультрафиолетовой лампой проверять костюмы участников вчерашнего спектакля на предмет наличия следов крови. Если бы улыбнулась удача и удалось обнаружить чей-нибудь костюм с этими следами, расследование можно было бы считать законченным. Но вероятность такого счастливого исхода оценивалась Блиновым как крайне низкая. Николай Николаевич был большим пессимистом.

И не ошибся. Эксперт при нем закончил осматривать последний костюм – темно-вишневое платье леди Макбет, пожал плечами и спрятал лампу в футляр.

– Чисто, – констатировал он. – Либо убийство совершил не артист, либо брызги не попали на одежду. Это и немудрено, удар-то был однократный, а при однократном ударе разбрызгивания крови и мозгового вещества обычно не происходит. Вот если бы преступник нанес несколько ударов, то каждый раз при извлечении орудия из раны летели бы брызги и осколки кости, а так… Шанс, конечно, был, но небольшой.

Следователь, изрядно уставший, собрал оперативное совещание в кабинете Богомолова. Он занял кресло худрука, а все остальные – Зарубин, Антон Сташис, Настя Каменская и оперативник из дежурной группы – разместились на стульях, стоящих вдоль стен.

– Ну, слушаю, – негромко произнес он и, подперев ладонью щеку, уставился на Зарубина.

– Я предлагаю основной рабочей версией считать попытку срыва спектакля, – бодро отрапортовал Сергей. – Сначала Богомолов, потом Лесогоров, и способ совершения преступления одинаковый, все одно к одному.

– С тобой ясно, – вздохнул Блинов. – Сташис, что скажешь?

– Надо покопаться в компе Лесогорова, – ответил Антон. – Мне кажется, он мог кому-то здорово насолить своими материалами. Что ему мешало писать статьи и отсылать их по электронной почте? Значит, они все есть на жестком диске. И блогом его стоит поинтересоваться. Колодный сказал, что наш потерпевший очень любил собирать информацию о жизни звезд. Мало ли про кого он что написал.

– Годится, – кивнул Николай Николаевич. – Вот и займись. А ты что скажешь? – Он перевел взгляд на опера с территории.

– Надо бы любовный фронт проверить, – не очень уверенно проговорил тот.

В принципе это правильно и вовсе не глупо, но он ведь был не в курсе истории с Богомоловым… Настя пожалела о том, что компьютер Артема теперь окажется в полном распоряжении Антона Сташиса. Вот бы ей получить доступ! Уж если Артем Лесогоров действительно хитростью пробрался в театр, чтобы разобраться в какой-то скандальной ситуации, то следы информации на этот счет наверняка окажутся в компьютере. Но что она может? Случилось бы все это на год раньше, когда она не только работала, служила, но и имела право полновесного голоса на совещаниях у начальника, тогда она, конечно, ни минуты не раздумывая, заявила бы, что компьютер потерпевшего берет на себя, и никто бы не возразил: возражать полковнику Каменской в последние годы считалось неприличным и было не принято. А теперь она – никто, человек с улицы. Спасибо еще Блинову, что разрешил присутствовать на совещании, а то ведь мог бы и «попросить». Интересно, он ее мнением поинтересуется? И если да, то когда? Прямо сейчас, при этом оперативнике, который не в курсе Настиного бесправного положения и считает ее сотрудником с Петровки, или потом, с глазу на глаз?