Николь немедленно уселась, глядя на него с некоторым испугом.

– Вы думаете, что вам хочется спрыгнуть, милорд?

– Нет, нет, конечно, нет! Но такое чувство, понимаете? Ощущение, что я могу сделать то, чего на самом деле вовсе не хочу, просто потому, что это можно сделать.

– Не пытайтесь его понять, Николь, – тихо сказал Лукас, опустившись в соседнее с ней кресло. – Он стал таким после того, как в прошлом году я уговорил его подняться со мной на воздушном шаре в Грин-парке. С тех пор мой друг предпочитает чувствовать под ногами твердую почву. Теперь он с места не сдвинется, пока мы не соберемся уходить.

Николь бросила еще один взгляд на лорда Ялдинга. Увидев его побледневшее лицо и плотно сжатые губы, она прошептала:

– Бедняжка! О, смотрите! Лидия предлагает ему свой веер. Как мило, правда?

– Только он его не возьмет, – сказал Лукас. – Сомневаюсь, чтобы Флетчеру понравилась роль хлыща. Ну вот, мы уже привлекаем к себе внимание! Простите меня, если я буду с обожанием смотреть на вас, помогая вам снять шаль.

Николь постаралась сохранять самообладание, когда он протянул руку ей за спину, помогая освободиться от мягкой кашемировой шали, очень ловко делая вид, что не в силах оторвать от нее влюбленный взгляд.

Если бы ее сердце невольно не забилось, а по спине не пробежала бы восхитительно приятная дрожь, она считала бы себя в полной безопасности, помня, что все это лишь игра и притворство.

Но это не было игрой, во всяком случае, она не была знакома с правилами этой игры. Когда он останавливал на ней свой взгляд, она могла бы поклясться, что в его глазах действительно появлялось выражение обожания. Он едва не довел ее до слез, что было в высшей степени нелепой реакцией. Да, она должна постоянно напоминать себе об их договоренности, и, может, тогда сердце ее станет прислушиваться к голосу разума.

Она схватила висящий на кисти веер из слоновой кости, резко развернула его – едва не задев Лукаса по носу – и, прижав его к губам, прошептала:

– Думаю, милорд, вы добились своей цели. Если только вы не собираетесь говорить всякие глупости, что было бы неприятно для нас обоих.

Лукас откинулся всем телом на спинку кресла и рассмеялся, как будто она сказала что-то невероятно остроумное. Когда он снова выпрямился, она проследила за тем, как его взгляд скользил по ложам на противоположной стороне зала. Он задержал взгляд всего на долю секунды, когда смотрел почти прямо напротив, неуловимым движением наклонив голову, а затем продолжил обзор. Но Николь успела это заметить.

Она устремила взгляд в ту сторону, поверх гудящего внизу зрительного зала, наводящего такой ужас на бедного лорда Ялдинга, и стала быстро осматривать три яруса лож.

– Которая из них? – обмахиваясь веером, спросила она своего спутника.

– Прошу прощения?

– Да, вам стоило бы его попросить! Только что кто-то поймал ваш взгляд, и вы приветствовали его – или ее – кивком. Другой мог ничего не заметить, но я всему уделяю особенное внимание, и вы понимаете почему. Однако если в зале присутствует человек, которого интересует, чем вы занимаетесь, и который может видеть ту ложу, то он тоже мог заметить ваш кивок. Видимо, вы не очень-то умеете действовать незаметно, не так ли?

– Да, видимо, не очень. Могу ли я также признаться, что меня пробирает дрожь ужаса, когда я думаю, сколько времени вы сами практикуетесь в этом искусстве?!

Николь опустила веер и нарочито улыбнулась так открыто и радостно, что на правой щеке появилась ямочка.

– Ну вот, хорошо. Не заискивающий, а вполне восхищенный и даже зачарованный взгляд. Любой, кто сейчас на вас смотрит, не усомнится в предмете вашего интереса. Вы молодец.

Он хотел что-то сказать, но передумал и только головой покачал. Затем обернулся назад и спросил, не желают ли виконт или леди Лидия прохладительного напитка.

Это дало Николь возможность с видимым безразличием осмотреть ложи напротив. Однако в это мгновение никто в их сторону не смотрел, и она так и не поняла, с кем поздоровался Лукас.

Тут ее отвлекла очень высокая и полная дама в блестящем фиолетовом платье, с огромным розовым плюмажем, возвышающимся над ее головой на добрых два фута. Она неуклюже спускалась по ступенькам ложи, явно неся свою тушу к одному из кресел в первом ряду и таща за собой своего кавалера.

Этот джентльмен почтенного возраста, высокий и худой как жердь, сопротивлялся ее напору, очевидно страшась той же судьбы, какая приводила в ужас виконта. Странную пару (а также сидящих в партере зрителей) спасали от неминуемой беды два дюжих лакея, один из которых удерживал мадам за фиолетовый шлейф, а другой вцепился в фалды фрака старого джентльмена.

Николь так увлеклась этим забавным зрелищем, что, обернувшись, чтобы сказать об этом Лукасу, с удивлением поняла, что даже не заметила, как он вышел.

– А где его светлость? – спросила она лорда Ялдинга, когда в ложе затихла вся эта возня и все устремили взгляды на сцену.

– Он пошел принести нам лимонад, – пояснил Флетчер и приложил палец к губам, показывая, что теперь нужно вести себя тихо.

Николь раздирали противоречивые чувства. Представление началось, публика время от времени разражалась бурными аплодисментами, и ей, конечно, не хотелось отвлекаться на посторонние мысли при первом посещении лондонского театра. Но она ничего не могла с собой поделать – приходилось следить за противоположными ложами, куда смотрел Лукас, когда она заметила его кивок.