Шрифт:
И брат считал ее еще маленькой? Нет, Николь не была ребенком. Несмотря на свой юный возраст, она уже знала и понимала, что значат душевные страдания и боль, и это делало ее старше своих лет.
– Благодарю, но, боюсь, то, что мне еще предстоит вам сказать, заставит вас изменить ваше отношение ко мне. Как раз на прошлой неделе мне пообещали назвать имя человека, который обвинил моего отца, чтобы отвести подозрение от себя, и, разумеется, я обеими руками ухватился за эту возможность. Я не колебался ни минуты, не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу того, что меня просили сделать. Хочу, чтобы вы это понимали. Я вовсе не горжусь своим поступком, а тем более тем, что невольно вовлек вас в эту историю. Я хочу одного – рассказать вам правду.
Николь расширившимися глазами уставилась на него:
– Я не понимаю.
Он схватил кружку, сделал глоток и сразу поморщился, сообразив, что это молоко, которое он терпеть не мог. Поставив кружку, он подошел к стойке с бутылками и налил себе бокал вина.
– И снова не стану утомлять вас подробностями. Но на прошлой неделе я неожиданно для себя произнес довольно пылкую речь насчет страданий простого народа из-за войны, этой проклятой погоды, скудного питания и высоких цен на зерно. И заявил, что существует огромная вероятность, что в Лондоне и по всей Англии начнутся бунты, если правительство не поможет беднякам.
Николь кивнула:
– Как тем несчастным солдатам, которых мы с вами видели.
– Да, именно. Случайно мою речь услышал лорд Фрейни, нашел меня достойным его целей и предложил открыть имя человека, обвинившего моего отца, за что я должен был помочь ему осуществить его планы. То есть если я выполню его указания, он сообщит мне интересующее меня имя.
Николь ничего на это не сказала, а только закусила нижнюю губку, и он поспешил закончить эту часть своей истории.
Он рассказал, как согласился выступить в роли агента-провокатора, проникнуть на заседание организации «Граждане за справедливость», о которой она знала по листовке, обнаруженной у горничной ее сестрой. Он должен был призвать собравшихся к восстанию, к маршу, чтобы Фрейни и его клика могли провести через парламент более суровые законы, которые помогут держать народ под железной пятой правительства.
И затем он поведал ей самое страшное. Слишком поздно он понял, что Фрейни надеялся использовать его для устранения своего врага. Назвав Лукасу имя человека, который свалил на его отца вину за предательство, и, зная, что Лукас отомстил бы ему, Фрейни избавился бы от того, кто стоял у него на пути, поскольку в его планы входило не столько усиление власти правительства, сколько собственное восхождение к вершине политической карьеры. Он мнил себя вторым Кромвелем, хотя и без благородных намерений последнего.
– А что бы вы сделали, если бы Фрейни выполнил свое обещание, Лукас? Наверняка он рассчитывал, что вы убьете негодяя – что ему и нужно.
– Да, на дуэли. Вероятнее всего, так и было бы. Я не разделяю мнения Фрейни о своих ораторских способностях, но, признаюсь, стрелок я довольно меткий. Понятно, что после убийства того человека мне пришлось бы покинуть Англию, но месть за отца и желание доставить покой измученной матушке того стоили. И я был полностью готов совершить все это.
Осмелится ли он сказать: «Пока не встретил, вас» ? Нет, он не мог возложить на нее такую ответственность. Он сам принял решение.
Николь кивнула:
– Я понимаю, Лукас. На вашем месте я поступила бы точно так же. Некто практически убил вашего отца, и он заслуживает смерти. Разве у вас был другой выход?
– Когда еще мне придется узнать все ваши достоинства, Николь, но уже сейчас я вижу, что вы определенно не робкого десятка, не так ли?
– Да, думаю, вы правы. Я часто говорю, что мне лучше было бы родиться мужчиной. Но не важно. Рассказывайте дальше.
Лукас снова сел рядом и взял ее руки в свои.
– В тот вечер я отправился в «Сломанное колесо», горя желанием выполнить поручение Фрейни, посмотреть на выступления людей, которых он уже внедрил в общество «Граждане за справедливость», заслужить доверие и потом вести другие собрания. Кстати, я убежден, что идея создать эту организацию родилась в воспаленном мозгу самого Фрейни. Я использовал вас, чтобы заставить высшее общество забыть о моей глупой речи и убедить всех, что у меня совершенно другие интересы, а мое сочувствие простому люду было не чем иным, как временным заблуждением. Видите ли, Фрейни считал необходимым, чтобы я не вызывал подозрений, пока исполняю для него эту грязную работу. И вот… вот я и воспользовался вами, чтобы отвлечь от себя внимание.
– И я не возражала, если вы помните. – Николь сжала его руку. – Можете больше ничего не говорить, потому что я, кажется, сама обо всем догадалась. Вы не смогли выполнить поручение Фрейни, ведь так?
– Да, не смог. Даже ради моих родителей, даже ради надежды отомстить за смерть отца. К сожалению, я не подумал о последствиях, осознал это только в «Сломанном колесе». И вот теперь в результате моего легкомыслия нам приходится иметь дело с опасными амбициями лорда Фрейни, – сказал он, кинув взгляд на часы. – Идемте, договорим в карете.