Крохотные, неровные огоньки больше чадили, чем освещали.

Кутул погасил все иные источники света и в полумраке зазвучали первые строки заклятья.

Тело поднялось над столом, медленно переместилось в воздухе, застыло над вычерченной магом фигурой.

Голос Кутула стал глуше, временами слова заклятия превращались в угрожающее рычание, временами — в угрюмый вой.

Исчезали швы на перекроенном теле, затягивались шрамы. Обескровленная, бледно-синюшная плоть розовела, становилась живой.

Теперь, почти касаясь чадящих огоньком, над линиями и плошками парил почти нормальный, почти живой человек.

Кутул угрожающе взвыл — и созданное им существо начало вращаться, на ходу видоизменяясь, перекидываясь из человеческого естества в волчье.

Голос мага замедлил свой полувой-полунапев — в воздухе парил матерый дохлый волк.

Новая цепочка слов — волк снова обернулся человеком.

Потом снова волком.

Кутул замолчал в разумье, принял решение — и снова заставил человеческое тело принять волчье обличье.

— Чтобы голоса не подавал, не жаловался, — буркнул он сам себе под нос и, обойдя все плошки, подсыпал в них едкий зелёный порошок.

Пламя затрещало, застреляло искрами, взметнулся резко пахнущий дым, окутал висящего волка. Зверь дернулся всем телом и шумно вздохнул.

— Тихо, тихо, — сказал Кутул, ногой отшвыривая один светильник.

Тут же воздух перестал быть опорой для зверя и он рухнул вниз, на подставленные руки мага.

Приняв тяжелую тушу, Кутул лишь крякнул и понёс нового оборотня в клетку.

В соседнем подвале колдовала Лив.

Перед ней на столе громоздилась обычная, по виду болотная кочка, покрытая пожухлой травой.

Лив, в скромном платье, в сером платке и фартуке от шеи до пят, похожая сейчас на добропорядочную селянку, водила над кочкой ладонями, не касаясь даже сухих травинок и сосредоточенно прислушивалась.

Потом взяла тонкий узкий нож и принялась взрезать макушку кочки по окружности. На лбу у чародейки выступили бисеринки пота, видимо кочка скрывала внутри себя нечто такое, что нельзя было тревожить.

Наконец нож вернулся к той точке, от которой началось его движение.

Лив вынула его, снова что-то прикинула и, поддев кончиком ножа, откинула срезанную макушку, словно крышку ларца.

И разочарованно скривилась.

Внутри была зола, сплошная зола, в которой поблескивали золотые пружинки и шарики.

— И это прокалённое… — вздохнула она. — Двенадцать гнёзд проверили — и всё впустую. Дохлое это дело, Нерг, что бы там твой магистр не говорил.

Юный Нерг сидел напротив и внимательно следил за действиями чародейки.

— Но, может быть, ещё не всё потеряно? — робко спросил он.

— Тут видна работа мастера, — Лив брезгливо потыкала деревянной палочкой в пружинки. — Если уж зачищал, то полностью. Убирай.

Нерг водрузил обратно срезанную макушку, перенёс кочку со стола на пол, к таким же обезглавленным.

— А давайте, госпожа Лив, вот эту попробуем — принёс он с длинного дощатого стелажа ещё один ощетинившийся травинками бугорок. — Я её на краю болота нашёл.

— Давай, — безразлично согласилась Лив. — Только я сначала передохну.

Она повела рукой — на столе возник поднос с дымящимся кофейником, вазочка с сахарным печеньем и две чашки.

— Кофейку будешь?

Нерг робко кивнул.

Лив небрежно плеснула себе в чашку кофе, затем ему. Сделала глоток и захрустела печеньицем.

— Одно утешает… — задумчиво сказала она, — что злючка Солей сейчас в худшем положении, возится с вислюгами, а от них такие цыпки на руках и бородавки по всему телу появляются, что не сразу и сведёшь. Особенно, ежели в срамном месте вскочит. Помнится, был у меня жуткий роман, а тут, как на грех, заказ по вислюгам подвернулся. Пришлось решать — либо любовника потерять, либо денег кучу. Вразг не пожелаешь такого выбора.

Нерг, сжавшись, сидел весь пунцовый и смотрел строго в чашку.

— А-а, всё равно Солей терять нечего, так что бородавки ей личную жизнь не загубят… — закончила рассказ и опустошила чашечку Лив. — Так где твоя необычная кочка?

Взмахом ладони она заставила поднос исчезнуть.

Протёрла нож.

— Жаль, нельзя это в перчатках делать, — пожаловалась она не столько Нергу, сколько самой себе. — А ведь руки портятся. Ладно, работаем.

«Прослушав» ладонями кочку, Лив привычно отделила макушку и не удержалась от возгласа: