Шрифт:
(Н. Г., 1992 г.)
— О ментальности этой самой... Я Гемпель недавно букет цветов послала — там, со знакомыми. Она мне пишет в ответ письмо — чуть ли не по-французски, благодарит, но — на бланке почтовом, где сверху именно наш Пермский обком...
(Грёзка, 1992 г.)
— Наверное, букет подснежников Грёзка послала. Не больше.
(Н. Г.)
— Я вот что Царёву не могу простить — то собрание, насчет Кубани. Когда мы повесили объявление: «Желающие поехать на уборку фруктов — 20 мужчин — приходите в аудиторию 2-«а»!» Желающих-то набралось... А Царёв выскочил на кафедру:
— Глупцы! Вы думаете, что из этих филологинь под солнцем юга получатся нежные любовницы? И ошибаетесь! Из них даже жён хороших не выйдет! Они же будут под одеялом с фонариком в руке Сартра читать ночами. Мы-то их знаем... Боже мой, если я проснусь ночью, а жена не спит — читает с фонариком! Да я выброшусь в окно!
Капа встала:
— Так, кто не испугался, пусть всё обдумает и напишет заявление.
— Да сейчас записывайте!
— Моя фамилия Трахтингерц!
— И меня запишите в Сартры!
Но Боб тут как тут: мол, наши девственницы останутся девственницами! Не переживайте. Время есть... А тут деканша запретила нам ехать... Мальчики рассосались... Один Трахтингерц как-то зацепился...
(Четверпална, 1980 г.)
— Людмила ещё с двумя физиками переписывалась всё лето, под копирку письма им слала, а они потом встретились и сличили экземпляры... Они же не понимали, что это был первый тираж её мыслей...
(Н. Г.)
— Зато остались куплеты:
Гаврила в край кубанский рвался, Гаврила был энтузиаст...Недавно Боб мне пел что-то в этом духе:
Гаврила был в столице мэром, Гаврила с Ельциным дружил...(Сон-Обломов, 1992 г.)
— Ну, не знаю, кто там был девственником, а я уже давно спала с Борис Борисычем... Он один раз взял меня под локоть и спросил: «Принцесса?» Только одно слово...
(Нинулька, 1980 г.)
— Нинулька повисла на мне: что делать? Если Борис Борисыч увидит, что я девственница? Какой позор... Нет, решено: еду домой и отдаюсь глупому Ваське-трактористу. Он за мной сколько ходил... Я говорю: благословляю...
(Капа, 1980 г.)
— Цветаева тоже платья просила. Разница между мною и ней, что ей давали, а мне... Нинулька в Намангане стала вторым секретарём обкома партии. Пишет: что тебе послать, милая Люда? Отвечаю: пошли какое-нибудь старое платье. Год прошёл, письмо опять: «Милая Люда, год тебе не писала — надеюсь, за это время твои дела пошли лучше и платье тебе уже не нужно...»
(Грёзка, 1992 г.)
— Перед свадьбой Капы её отчима Мурзика резко повысили. И он запретил мальчиков приглашать. У него уже брежневские подгымкивания в речи появились... ОНИ УЖЕ ТВЁРДО ЗНАЛИ, КАКИМИ САМИМИ СОБОЙ НУЖНО БЫТЬ. Значит, это было в апреле, потому что мы решили всех надуть. Обещали прийти без мальчиков, но сами ничего им вообще не говорили, все заявились — и все. Мурзик говорил фразу: «Люблю апрель: уже не надо ходить на лыжах, ещё не нужно ездить на дачу». И осёкся. Он все знал про процесс. Он испугался до такой степени, что я подумала: отменит свадьбу дочери!.. Бабушка Капы вскрикнула:
— Им сказали не приходить, а они заграфляются!
Мальчики-то ничего не знали и смело проходят всех целовать. У Царёва всегда написано на лице, что он — желанный гость всюду в мире. У Игоря золотенькие очонки и вид дипломата вообще... У Боба на шее полосатый платок, и Капа сразу к отчиму на шею: жизнь — она в полоску, милый Мурзик! В полоску! И всех за стол усадила...
(Н. Г., 1992 г.)
— Капа на свадьбе вдруг громко спрашивает Игоря: скажи, а ты бы сейчас переспал с Людмилой? Человек пять рядом это слышат. Ну, все уже пили за родителей, значит, тост так примерно... А Игорь испугался, стал на Мурзика похож... Но говорит: да! Вот Капу не просят лезть в чужие дела, но она заграфляется!..
(Грёзка, 1992 г.)
— Вдруг Мурзик поднимает тост: «Кстати, об афоризмах! Я предлагаю выпить, мэ-э, за афоризмы и афористов Ашукина и Ашукину, которые даже в самые трудные годы — вы меня, мэ-э, понимаете?! — оставляли в своих сборниках цитаты, мэ-э, Иосифа...»
— Иосифа Прекрасного! — перебил его Боб.
Наши ринулись ему на подмогу:
— За афоризмы!
— За мудрость!
— За здоровье Ларошфуко!