При виде содержимого у меня немедленно пересыхает во рту… Вот это класс! Тут есть чем поправить пошатнувшееся здоровье: лангусты, холодная рыба, цыпленок в желе, молоко. Ура! Мы хватаем все это руками и тут же принимаемся усиленно пережевывать.

Следующие четверть часа сопровождаются лишь работой челюстей и довольным пощелкиванием языка. Наконец Майк переводит дыхание.

— По-моему, все это дело начинает попахивать жареным, — говорит он.

— Чего ж тут плохого? — удивляюсь я. — Особенно, если это жареная рыбка…

— Что собирается делать Зигман?

— Увидим.

— А ребята с миноносца?

— Думаю, они уже высадились…

Между тем к нам на кухню вваливается какой-то тип, одетый во все белое.

— Это вы Бокански? — обращается он ко мне.

— Он, — я киваю в сторону Майка.

— Энди Зигман сказал, что вы его заместитель, — продолжает маленький человечек, повернувшись лицом к Майку.

— А что, Энди сильно занят? — интересуется Майк.

— Он окончательно взбесился, — объясняет незнакомец, сохраняя полное спокойствие. — Снял четырех девчонок и заперся с ними один, а только что я слышал, как за дверью все четверо уже молят его о пощаде.

Я с гордостью смотрю на Майка:

— А?! Вот это я понимаю, командир!

— Ну еще бы, — соглашается незнакомец. — Но там пришел какой-то матрос и принес Зигману бумагу. Он ждет ответа. Что мне делать?

— Давайте сюда! — Майк протягивает руку.

Бумага отпечатана на бланке Адмиралтейства и подписана графом Гилбертом.

«Настоящим приказываю Энди Зигману и его группе поступить в полное распоряжение доктора Маркуса Шутца или его доверенных лиц, а в случае отсутствия таковых принять все меры для оказания содействия его работам, проводимым в интересах национальной безопасности. В последнем случае на исполнителя возлагаются неограниченные полномочия».

— Это то самое, о чем я говорил, Майк, — подхватываю я. — Уж коли в правительстве сидят люди Шутца, то работать на них — значит действовать на благо страны… А когда до власти доберутся Поттар и Каплан, с ними тоже придется мириться.

— Бог ты мой! — с грустью восклицает Майк. — Ну и денечки нас ждут впереди! Уж это я вам обещаю…

— Да ладно, Майк, возьмите себя в руки. Теперь вы командир!

Майк выпрямляется.

— Где этот матрос? Пришлите его сюда, — просит он посыльного.

— О’кей, — соглашается тот, затем выходит и тут же возвращается, ведя за собой плюгавого и, пожалуй, самого жуткого на вид урода, когда-либо надевавшего морскую форму.

— Вам известно, что вы обязаны мне подчиняться? — спрашивает Майк.

— Так точно! — матрос отдает честь.

— Тогда… — Майк, как бы раздумывая, смотрит на меня. — Тогда пусть сюда немедленно явятся двадцать пять самых красивых и двадцать пять самых некрасивых матросов с вашего корабля. Велите им построиться во дворе и ждать моих указаний.

— Есть! — опять козыряет матросик и быстрым шагом уходит прочь.

— А вы, — обращается Майк к тому типу, который вошел к нам первым, — приведите в сад перед домом пятьдесят самых красивых девушек папаши Шутца. В рабочей одежде.

— Ясно, шеф! Из серии «П»?

— Из серии «П».

Этот тоже удаляется, а Майк вытирает вспотевший лоб.

— Пошли, Рок, — говорит он, — сейчас все и выясним. Я считаю, этот опыт продвинет работы Шутца как ничто другое.

— За сколько времени они соберутся? — интересуюсь я. — Мне просто не терпится посмотреть, как все это будет происходить…

— А мне страшновато, — признается Майк. — Если бы вы только знали, Бэйли, как мне сейчас страшно…

Мы выходим на улицу и снова оказываемся на поляне напротив большого низкого дома. Погода отменная. Пальмы чуть заметно покачивают ветвями, а от цветов начинает рябить в глазах — так ярко взрывается их разноцветье под палящими лучами солнца.

Девушки уже начали выходить во двор. Естественно, обнаженные… группами по четыре или пять человек, все на одно лицо: рыжие, вроде тех, с которыми мы провели ночь; брюнетки, блондинки… словно отлитые по единому образцу, и такие красивые — любой голливудский продюсер душу прозакладывает!