Епископ внимательно слушал декана. На голубой деканской мантии взгляд сыщика заметил оторванный карман. Видимо, экономка не досмотрела.

— И я подумал, лорд-епископ, — гнул свою линию декан, — почему бы не объявить, что бедняга Артур Рад умер во сне? Зачем людям все эти кошмарные подробности? В пользу этого варианта, — заспешил он с аргументами, почувствовав неодобрение главы собора, — возможность тем самым причинить меньше боли семье покойного, меньше горьких переживаний всем членам нашей соборной общины, меньше бед нашей англиканской церкви.

Декан замолчал. Доктор Вильямс устремил на епископа испытующий взгляд, словно оценивая крепость его организма. С той же выжидательностью смотрел на епископа шеф полиции. В Комптоне бытовало мнение, что именно декан правит собором и если не железной, то достаточно твердой рукой. Пауэрскорта поразило выражение глаз декана: они блестели азартной тревогой игрока, карта которого вдруг может оказаться битой.

— Мой дорогой декан, — негромко проговорил епископ, — мне понятны все выигрышные стороны этого предложения. Однако оно совершенно неприемлемо. Быть может, факел нашей церкви сегодня горит не столь ярко, как прежде: быть может, свечи наших храмов даже угасают, но это не дает нам права отклониться от пути истины. Чего же еще, как не глубокой веры в Господа, в святой завет блюсти истину, нам держаться? Меня не беспокоит, какой скандал поднимется вокруг собора и нашего города. Меня не беспокоит, что напечатают газеты и сколь зловещие истории они изложат. Меня не беспокоит, если тысячелетний юбилей святилища христиан потускнеет от косых взглядов и дурной славы. Церковь должна говорить правду. Нашу правду — правду смирения, искупления, правду невидимой и зачастую неощущаемой любви Господней, правду, которую порой бывает трудно принять. И постигшее бедного Артура Рада, скрывать нельзя. И эту правду мы должны вынести, признать. Признать, что преступление произошло у нас — у нас, пастырей, по святому чину и обету зовущих любить ближнего, как самого себя. В страшной кончине Артура Рада тот же промысел Божий, что когда-то явился в смерти на кресте. Нам должно хранить верность истине, декан. Иного нам не дано.

Воцарилось молчание. Нет, все-таки недаром епископ-профессор годами корпел над версиями заветных евангельских текстов, сличая каждую буковку в словах древних, давно канувших языков. Настал час — ранний час английского холодного зимнего утра с обильным снегопадом, — когда, сохранив сквозь все испытания веру в промысел Божий, этот епископ дал ответ. С искупительной прямотой ответил на предложение солгать и увильнуть. Над местом декана в соборе тоже есть надпись, вспомнил Пауэрскорт. Слово, не означающее ничего ни в светской, ни в духовной сфере, всего лишь указание начальственной должности — «Deaconus», декан. А над епископским креслом определение особой личности: «Episcopus. Beatus Vir». Сэр Питер по-новому, с глубоким уважением взглянул на Джарвиса Бентли Мортона — «Епископ, муж благословенный».

Декан, однако, не замедлил парировать удар. На удивление легко для его крупного телосложения он вскочил на ноги, с жаром заговорил.

— Мой дорогой епископ! — эхом возвратил он теплое дружеское обращение своему руководителю. — Как замечательно вы говорили! Как мудро вы напомнили о нашем христианском долге, нашей ответственности перед паствой. Никогда мне не достичь такого красноречия!

Пауэрскорт заметил иронично дрогнувшие губы главного констебля, который, видимо, был постоянным зрителем этого ристалища и превосходно изучил характер взаимоотношений декана и епископа.

— Теперь же пора действовать согласно нашему плану, — мгновенным крутым виражом вернулся на свою позицию декан. Обученный тактике военного маневрирования, Пауэрскорт был впечатлен виртуозностью исполнения этого «полного поворота кругом». — Главный констебль, — начал декан расстановку боевых сил, — можем ли мы — я, как ответственное лицо собора, и вы, как представитель закона, — совместно приступить к расследованию этой ужасной смерти? Сочтете ли вы правомерной мою просьбу о соблюдении всяческой благоразумной осторожности до погребения тела?

Шеф полиции утвердительно кивнул.

— Позволено ли будет и мне сказать здесь свое слово? — Расцепив сомкнутые ладони, епископ положил их на колени и распрямился в кресле. — Могу ли я, как представитель церковной власти, добавить к только что состоявшемуся соглашению мою личную просьбу о привлечении к этому расследованию лорда Пауэрскорта? Его опыт для нас неоценим. Если, конечно, вы дадите согласие, лорд Пауэрскорт.

Детектив коротко, с достоинством поклонился. Всю жизнь он верно служил интересам дела. По поручению премьер-министра выполнял государственной важности миссию в Южной Африке. Расследовал загадочные преступления и для принца Уэльского, и для магнатов лондонского Сити. Но, так или иначе, то была служба Мамоне [13] . Пришло время послужить Господу. Леди Люси сейчас гордилась бы своим мужем.

Декан занялся обсуждением похорон с доктором Вильямсом. Шеф полиции глядел в окно на падающий снег. Епископ прикрыл глаза (молясь за душу усопшего, а может, от усталости). Пауэрскорт рассеянно слушал, как декан скороговоркой перечисляет препятствия, не позволяющие провести траурный обряд в соборе. Казалось, в голове его сидело расписание всех служб, от причастий до школьных молебнов, на десять дней вперед.

— Уважаемый епископ, декан, главный констебль, разрешите несколько слов, — начал Пауэрскорт работу на Всевышнего. (Позднее это расследование более всех христианских сюжетов напоминало детективу крестный путь Спасителя.) — Учитывая достигнутое сейчас соглашение между администрацией собора и полицией, я понимаю, что при всем различии подходов есть озабоченность общим стремлением не предавать широкой огласке жуткую смерть Артура Рада, и вижу основной угрозой настойчивое любопытство журналистов. Вы разрешите предложить несколько соображений?

— Предлагайте, — любезно разрешил декан.

— Первое. Желательно, чтобы настрой на нежелательность огласки был воспринят местной газетой, — «Графтон Меркюри», если не ошибаюсь. При этом надо принять во внимание, что у редактора наверняка есть контакты с центральной прессой, и продажа туда соответствующих материалов могла бы сделать ему имя, а также дать большие деньги.

Далекий от подобной практики епископ удивленно поднял брови.

— Второе. Относительно возглавляющего местную газету джентльмена имеется два противоположных подхода. Первый: не сообщать вообще ничего. Метод порой вполне пригодный, хотя не ослабляющий рвения репортеров, которые возмещают отсутствие информации полетом собственной фантазии. Либо, напротив, проявить абсолютное доверие и рассказать как можно больше, убедить, что не скрыто ни одной мелочи. Впрочем, во всем необходима мера: уместно, на мой взгляд, было бы что-то рассказать, однако же как можно меньше. Поверив в свою полную информированность, редактор «Графтон Меркюри» не пошлет сотрудников рыскать вокруг, изобретая репортажи для заполнения газетных колонок. Следовало бы внушить редактору, что его полагают надежным союзником, что он, образно говоря, играет за команду Комптонского собора.