– Так долго мы ждать не можем, – перебил его Сеня. – А кто такой Хрюмир?

– Насколько мне известно, это самый могущественный во всем Митгарде ворлок и наиглавнейший мудрец, – многозначительно произнес Форсет. – Ходят слухи, что в его жилах течет кровь етуна Эгира, повелителя моря. Говорят, что мать Хрюмира, Сигюн, была столь прекрасна, что когда однажды купалась в море и ее заметил Эгир…

– Это все, конечно, очень интересно, – вновь прервал объяснения кенинга Рабинович, – но лучше ты расскажи, как к нему добраться, а Хрюмир о своих предках сам нам поведает.

– Да тут недалеко, хотя я и не уверен, что вы сможете убедить этого отшельника помочь вам, – развел руками Форсет и, заметив, что Сеня пытается возразить, пожал плечами. – Впрочем, могу объяснить дорогу…

– Не нужно! – Голос Ингвины раздался над ухом Рабиновича так неожиданно, что он едва не свалился со стула. – Я сама провожу их туда. У меня тоже есть к Хрюмиру пара вопросов.

– Только не это! – почти трезвым тоном попытался оспорить решение Ингвины Жомов. – Женщина на корабле – причина пожара.

– А мы поскачем на лошадях, – с холодной улыбкой на очаровательных губах успокоила его воительница. Ваня вопросительно посмотрел на Рабиновича, но тот лишь беспомощно пожал плечами.

– Все, пропал мужик, – констатировал Жомов и, поминая безвременно ушедшего во вражеский лагерь друга, осушил очередной жбан медовухи…

Утро, как водится в таких случаях, началось с головной боли. Она пришла без приглашения и вежливо постучала в черепушки всех троих ментов, спрашивая разрешения войти. А поскольку ни один из трех горе-путешественников с похмелья не соображал, то все трое дружно ответили на стук: «Да-да, войдите!» – хотя могли бы уже привыкнуть к тому, что ранним утром после попойки дверь открывать никому не нужно. Даже самому министру внутренних дел. Впрочем, именно ему не «даже», а «тем более».

Первым из троицы проснулся мучимый с похмелья не только лютой головной болью, но и адской жаждой Сеня Рабинович. С трудом приподняв голову, он несколько секунд удивленно осматривался по сторонам, пытаясь понять, где находится и как вообще в этом месте оказался. А сориентировавшись в пространстве и времени, Рабинович тут же пожалел, что проснулся.

– О, боже мой, когда это кончится! – со стоном вновь повалился он на ложе из шкур. – А ведь мне приснилось, что мы вернулись домой и тут же схлопотали выговор от начальника отдела.

– Уж лучше бы нас уволили еще до того, как взяли на работу, – размечтался в ответ Андрюша, проснувшийся от шумной возни Рабиновича. – И зачем я вообще с вами водку тогда пил?

– Вот больше ни грамма и не получишь, – раздался из другого угла тоскливый голос Жомова.

– А хрен под майонезом не хочешь?! – возмущенно заорал Попов и тут же схватился за голову. – Жомов, я и этот приступ мигрени тебе припомню.

– Эй, люди, принесите кто-нибудь воды! – жалобно взмолился Сеня и, не получив ответа, наконец обратил внимание на меня, лежавшего у порога. – Мурзик, хоть ты хозяина выручи. Водички принеси.

Я чуть приподнял с лап голову, услышав свое имя, а затем, безжалостно-равнодушно посмотрев на хозяина, опустил ее на прежнее место и закрыл оба глаза. Впрочем, иной реакции Сеня от меня и не ожидал. Как не ожидал и того, что в его содержательную беседу с друзьями встрянет еще кто-то.

– Вот именно поэтому мы используем алкалоиды для борьбы с вредителями, – раздался непонятно откуда голос Горыныча. – И до тех пор, пока вы, гуманоиды, будете себя травить этой дрянью, вам никогда не достигнуть вершин цивилизации.

– Утухни, рептилия! – в один голос заорали на новоиспеченного пропагандиста трезвого образа жизни болеющие с похмелья менты. – И без тебя хреново.

Горыныч обиделся, но не настолько, чтобы превысить все мыслимые пределы. Видимо, дракон из параллельного мира уже начал привыкать к постоянным оскорблениям ментами своей чувствительной натуры. Презрительно посмотрев на трех людей одновременно всеми головами, он отвернулся к стене и принялся слизывать с нее какую-то живность. То ли мокриц, то ли тараканов.

Ментам в этом плане было несколько тяжелее. Хоть и привыкли они питаться дома сосисками из картона, вермишелью быстрого приготовления и крабовыми палочками из смеси трески с соей, но полностью на подножный корм еще не перешли. Поэтому волей-неволей всем троим пришлось вставать. Первым поднялся Рабинович и, посмотрев на развешанную по колышкам, вбитым в стену, форму, страшно удивился. Сколько Сеня ни старался, все равно никак не мог вспомнить, как раздевался и ложился в постель. Да и самого окончания пира Рабинович вспомнить не мог. Впрочем, это было неважно. Главное, что все оказалось на месте. И бушлат Жомова, и куртку Попова аборигены вернули. Да к тому же и все драгоценности были на месте. В общем, чистая идиллия.