По привычке пометавшись по сторонам, выискивая мешки с припасами, которые следовало бы на повозку грузить, и не найдя их, Попов расстроился вдвое больше. Он даже попытался постенать слегка по поводу своей тяжкой участи, но Рабинович, раздраженный крахом собственной торгово-закупочной операции с вьючными животными, так рявкнул на несчастного криминалиста, что тот счел за благо молчать в рукавичку и тихо сопеть в две дырочки. При помощи новоявленного оруженосца Андрюша накидал в телегу соломы из ближайшей скирды, посадил на нее тихоходного Горыныча и, забравшись сам, приготовился к поездке.

Каурая кляча – единственное животное из четырех добытых, которое, увидев, кому оно достается, все же согласилось оказаться впряженным в повозку, – горестно вздохнула. Видимо, и прошлый хозяин кобылы отнюдь не был ее любимчиком, и она уже со всем смирилась. Покосившись на криминалиста, кляча принялась бестолково топтаться на месте. Дескать, чего ждем? Поехали, куда собирались, да и разойдемся в разные стороны, как в пустыне караваны.

Однако сразу тронуться в путь не получилось. По каким-то там сарацинским законам Абдулла как оруженосец, лицо подчиненное, должен был ехать позади своего господина и наотрез отказывался занять место в авангарде экспедиции, как и полагалось проводнику. Ни уговоры Рабиновича, ни жомовский кулак под носом не могли заставить сарацина изменить свое мнение. А когда Попов приказным порядком отправил оруженосца вперед, Абдулла посмотрел на него так, словно криминалист его прилюдно выпорол. Причем сняв с сарацина штаны. Андрюше от такого взгляда, полного печали, боли и оскорбленного достоинства, стало стыдно. Чтобы как-то подбодрить и успокоить верного рекрута, Попов решил спеть. Причем во весь голос.

Каурая кобыла, впряженная в телегу, в битве сарацин с ландскнехтами участие, естественно, принимала, поэтому уже была удостоена чести слышать поповские децибелы. Однако животное никак не могло предположить, что ее новый хозяин может еще и петь. Поэтому, когда заботливый Андрюша во весь голос затянул любимую песню конных милиционеров: «Мы пьяные кавалеристы, и от нас болельщики футбольные получат в глаз…», – кобыла ошалела. Дико заорав от ужаса, кляча рванула вперед, забыв, что привязана намертво к телеге и от растолстевшего Робертино Лоретти за спиной ей не избавиться.

Андрюша, не ожидавший от смирившегося животного такого коварства, петь перестал, но зато начал орать. При этом команды управления непарнокопытными транспортными средствами Попов забыл напрочь и единственное, что он смог выдать, был удивленный вопрос: «Охренела, тварь? Стой, убью!»

Естественно, даже дурак, если его обещают убить, останавливаться не будет. Лошадь тоже не стала. Она только ускорила бег, закрыв к тому же глаза с перепугу. И надо же такому случиться, что какой-то недоумок прямо на ее пути построил дом! Каурая кляча с аппетитным чмоканьем влепилась с разбегу в стену и, удивленно ойкнув, стекла вниз бесформенной грудой. Попов разделил ее участь, рыбкой перелетев через борт телеги. Стене, выдержавшей стыковку с лошадью, контакт с Поповым показался явным перебором, и она обрушилась внутрь, придавив собой мышь, нагло воровавшую прямо со стола последнюю корочку сыра в обездоленном грабителями доме…

В кругах радикальных эльфов ходит теория о том, что даже минимальное воздействие на прошлое непременно повлечет за собой целую лавину событий, организовав парадокс времени и безвозвратно изменив будущее. Эти утверждения своим оппонентам они доказывают так: «А откуда вы знаете, что мир не изменился? Может быть, все вокруг другое, но только никто этого не замечает?»

Так вот, эти лжеученые мгновенно бы рассчитали вероятность того, что сделала бы со вселенной боевая песня Попова. И выглядело бы это примерно так. Андрюша свалил стену, от чего хозяин дома остался без крова. Вместо того чтобы заниматься любовью со своей женой, он полгода ремонтировал жилье, и из-за этого прапрапрадедушка нынешнего президента Таджикистана не был зачат. Это, в свою очередь, привело к тому, что на таджикско-афганскую границу российские войска не пустили, и талибы после натовских бомбардировок сбежали все к таджикам. Буш-младший и здесь их нашел и нанес превентивный ракетный удар. Правда, летчики слегка промазали и попали по Москве. Дальше началась третья мировая…

То же самое они могли бы сказать и про безвременно усопшую мышь. Однако, во-первых, их доводы не более чем теория, не подтвержденная никакими фактами. А во-вторых, стоило только ментам вернуться домой, и все последствия, вызванные их пребыванием в прошлом собственного мира, самоликвидировались. Кроме неликвидных, естественно. Те просто списывались с баланса и оставались тихо гнить на задворках истории. Именно поэтому столкновение акробатического дуэта кобыла – Попов со стеной не привело ни к чему, кроме того, что криминалист, придя в себя, смачно выругался, развалив по бревнышку весь дом, а кобыла раз и навсегда усвоила, что лучше делать именно то, что ей Андрюша говорит. Действительно, уж лучше лошади было остановиться и посмотреть, убьет ли ее Попов, чем вот так вот по-глупому поцеловаться со стеной.

– Голос соловьиный, да рыло свиное, – осмотрев повреждения, полученные Андрюшей, прокомментировал Рабинович. – Впрочем, сойдет. Красна изба пирогами, а Попов – кривыми ногами…

– Это у меня ноги кривые? – оторопел криминалист.

Сеня пожал плечами:

– Надо же как-то рифмовать было, – отмазался он и, не обращая внимания на возмущенное шипение Попова, приказал отправляться в путь.

– Господин, да благословит Аллах твою луженую глотку, нижайше прошу тебя, да распухнет мой язык, преподать мне на ближайшем привале первый урок вокального мастерства, – склонился в поклоне Абдулла и, не дожидаясь, пока Андрюша продемонстрирует ему весь арсенал ментовского мата, помчался в авангард процессии.

Дорога в Никею пролегала в основном по засушливой низменности, усеянной растительностью не гуще, чем поповская маковка волосами. Выбравшись из леса, который, как объяснил Абдулла, лежал в пойме реки с труднопроизносимым сельджукским названием, путешественники оказались на необъятных просторах, открытых всем ветрам. Здесь они были как на ладони, видимые на много километров окрест, да и не только они. Через несколько часов после начала пути Абдулла, обладавший отменным зрением, заметил далеко на горизонте дымы костров.