— Мне показалось, прошло десять часов! — призналась Дороти, стуча зубами. Но интенсивные растирания Гатри постепенно согрели ее.

Она села у костра и принялась расчесывать волосы; Гатри готовил чай. Он снял котелок с огня, бросил туда несколько чайных листов и оставил возле огня завариваться.

Согревшись и обсохнув, Дороти почувствовала прилив сил и бодрости. Воздух был чист и свеж, с привкусом эвкалиптовых листьев, что валялись во множестве под ногами, и кострового дымка. Попугайчики покрикивали и посвистывали над головой, а по озеру величаво плыл пеликан.

— Красиво здесь, — проговорила Дороти, когда Гатри стал разливать чай в эмалированные кружки. — Я только сейчас поняла, как здесь красиво.

— Это и есть настоящая Биндабурра, — сказал Гатри, протягивая ей кружку. Дороти приняла ее и подула на чай.

— Похоже, я все время думала, что бы приготовить на десерт и не подгорело ли что-нибудь в духовке.

На самом деле большую часть времени она думала о самом Гатри, но вряд ли стоило говорить ему об этом.

— Бедная Дороти! — Гатри присел возле нее на поваленный ствол дерева, аккуратно проследив, чтобы случайно не коснуться ее. — Дома, наверное, ты не раздумывала подолгу, что приготовить на десерт?

— Нет, — неторопливо ответила Дороти. Ее лондонская жизнь показалась ей вдруг странно далекой и нереальной. Прихлебывая чай, она смотрела на воду, в которой отражалась ясная синева неба.

— Должно быть, тебе здесь очень скучно, — в голосе Гатри прозвучала странная нотка. — Готовка да уборка, наверное, не могут сравниться с актерской жизнью в Лондоне. Мне казалось, что ты должна рваться домой, к своему романтическому образу жизни.

— Все думают, что актерская жизнь полна романтики, но это не совсем так, — ответила Дороти. — Конечно, прекрасно, когда ты задействована в хорошей постановке, да и просто играть на сцене доставляет огромное удовольствие, но я большую часть времени просиживаю у телефона в ожидании звонка от агента или торчу часами на съемочной площадке, где ставят какую-нибудь «мыльную» оперу, чтобы сыграть случайную роль. На самом деле, все это весьма скучно. — Эта мысль только сейчас пришла Дороти в голову, и она очень удивилась ей.

— А я представлял, как ты продираешься к машине через толпу поклонников, чтобы пронести ночь в каком-нибудь шикарном клубе после очередного аншлага.

— Я тоже частенько такое представляю, — казала Дороти, слегка устыдившись. — Я притворяюсь, что я известная актриса, но это совсем не так. Вершиной моей карьеры явилась второстепенная роль в пьесе, которую свернули через две недели. — Она посмотрела в свою чашку, вспоминая, как разнесли эту постановку критики. — Это было просто ужасно.

— Ты меня удивляешь, — проговорил Гатри, изучая ее профиль. — Уж чего-чего, а умения держать публику в напряжении тебе не занимать, как я погляжу.

Дороти покачала головой.

— Это я в жизни актриса, а на сцене, по правде говоря, я не так уж хороша. Мой агент однажды сказала мне, что я растратила свой актерский талант за пределами сцены. Удивительно, как я только прошла в драм-школу, хотя мне там очень нравилось. Отец хотел, чтобы я занялась чем-нибудь более серьезным, например, поступила на курсы секретарей, но не думаю, чтобы из меня получился хороший секретарь.

Улыбка затеплилась в уголках рта Гатри.

— Да, для секретарши ты слишком взбалмошна.

Дороти покачала головой.

— Я была бы очень рада получить роль, — проговорила она, — хотя бы для того, чтобы доказать, что я чего-то стою. Между ролями мне приходится подрабатывать официанткой.

— Официанткам не по карману прыгать в самолет и мчаться в Австралию, — заметил Гатри.

— Отец одолжил мне денег, я уже говорила. Он сказал, что я должна поехать посмотреть Биндабурру, как того хотел дядя Стив. Пьесу как раз прикрыли, и на примете вроде бы ничего не было, так что я села на первый самолет и прилетела. Честно говоря, я была рада сбежать оттуда. Ясно было, что мне не суждено стать большой звездой.

Солнце потихоньку садилось, окруженное ореолом багрового и золотого цветов, светлая кора эвкалиптов окрасилась в нежно-розовую. Некоторое время они сидели молча, следя за двумя пеликанами, скользящими по водяной глади.

— Ну, по крайней мере, Ральф считает тебя звездой, — произнес Гатри как-то неохотно.

— Нет, это Ральф — звезда, — сказала Дороти уныло. — По крайней мере, будет ею. Он на самом деле хороший актер. — Она помолчала, разгребая носком туфли сухие листья. — Я не знаю, почему я сказала тебе, что он еще любит меня. Это было глупо с моей стороны. Я… Я думаю, что я просто не могла смириться с тем, что он больше меня не любит…