Гай вздрогнул:

— Мне? Зачем?

— Там скажут, — ответил служащий. — И… не задерживайтесь. Там этого не любят.

Гай сказал послушно:

— Да, конечно…

На улицах на него оглядывались почтительно, уступали дорогу, некоторые кланялись, просили благословения, в Лондоне не часто увидишь человека в белом плаще без рукавов, на спине которого большой красный крест, что значит — крестоносец, выполнивший свой обет, воевавший в Палестине с сарацинами, так как те, кто только едет туда, нашивают крест на груди.

У фигурных ворот королевского сада, выполненных из толстых металлических прутьев с острыми концами наверху, похожих на длинные копья, стражи сперва было шагнули навстречу, но посмотрели на его плащ, один молча отворил рядом с воротами калитку, другой сказал с сочувствием:

— Жаркое там солнце, да?

Гай смолчал, и без того тошно выглядеть смуглокожим сарацином среди лондонцев, почти не видящих солнца за вечными туманами и тучами.

Он долго шел по ровной, как стрела, аллее, королевский замок вырастает впереди массивной серой громадой, древней, как сама земля, хотя умом понятно, что легкие воздушные дворцы сарацин, полные света и солнца, намного древнее, однако здесь ощущение грозной дикой мощи буквально пронизывает воздух.

К его удивлению, слуги на входе во дворец лишь окинули его внимательными взглядами, но не остановили, хотя сразу же по ту сторону двери встретил офицер с двумя стражами внутренних залов, их легко отличить по красной одежде с золотыми нитями.

— Прошу вас, сэр, — сказал офицер со всем почтением, — оставить здесь все ваше оружие.

— Это только мне, — поинтересовался Гай, — или таково правило?

— В королевский дворец, — пояснил офицер ровным голосом, — никому не позволено входить с оружием. Кроме, естественно, стражи.

Гай прислушался к интонациям, ничего враждебного, даже чуть усталый голос, словно повторяет такое по нескольку раз на день. Хотя он может и не знать, если его намерены схватить там дальше безоружного.

— Как скажете, сэр, — ответил он и потянул меч в ножнах через голову. Перевязь, потертая, как и ножны, прокаленная нездешним жарким солнцем, впитавшая морскую соль и капли его горького пота, офицер терпеливо ждал, как и его стражи, но по их лицам Гай все же уловил, что все трое сочувствуют побывавшему в дальних краях и сражавшемуся за веру.

— Идите прямо, — сказал офицер. — Там скажут.

Гай, еще больше настороженный, двинулся через зал, огромный, украшенный гобеленами и щитами со скрещенными за ними копьями. Сверху свисают неизменные полотнища пламенно-красной материи, грубая красота сильных людей, что смутно желают ее, но пока не знают, что это и как ее достичь.

На том конце у двери замерли в ожидании двое слуг. Один сразу обратился к нему, не меняя выражения лица:

— Сэр, следуйте за мной.

Гай молча поднялся за ним по широкой лестнице, слуга распахнул перед ним дверь в просторную комнату.

— Прошу вас, — произнес он бесстрастно, как говорила бы мебель из покрытого лаком дерева. — Здесь можете привести себя в порядок. Его высочество вас скоро примет.

Гай проводил его взглядом, тот вышел красиво и бесшумно, как плывущий по воде лебедь.

Комната должна поразить богатством и роскошью, так явно и происходит со всеми прибывшими из глухих земель Англии, но только не с тем, кто видел сказочные дворцы властителей Аравии.

Он покосился на огромное зеркало, стоящее на полу в массивной позолоченной раме. В нем отражается богато убранная комната, закрывающая гобеленами суровость гранитных блоков стен, а также высокий мужчина с хмурым лицом и настороженным взглядом.

Гай подошел ближе, последний раз вот так видел себя много лет назад. Тогда на него смотрело совсем другое лицо, юное и щекастое, а теперь вытянуто, как у коня, скулы острые, нижняя челюсть тяжелая, а раньше как будто ее и вовсе не было, левую бровь рассекает надвое шрам, обрываясь на глазной впадине, и снова идет через высокую скулу. Еще чуть, и ятаган сарацина коснулся бы глаза, а то и вовсе раскроил череп. Еще один шрамик белеет на подбородке, но это все, а следы меж лопатками от стрел, жуткий шрам на правом боку, едва зажившая рана от копья… это все, к счастью, скрыто одеждой.

Он подумал, что по одному выражению лица его сразу отличают от местных, довольных и сытеньких, беспечных. По нему видно, что всегда готов закрыться от удара, нанести в ответ свой… И потому вид у него такой, будто отовсюду ждет взмаха ножа, тело напряжено, не для того выжил в десятках жесточайших сражений, чтобы вот здесь распуститься.

Ждать пришлось недолго, вскоре явился уже другой слуга, одет еще ярче, спросил с поклоном:

— Сэр?

— Сэр Гай Гисборн, — произнес он с достоинством.