— Моисей? — спросил он. — Ведет народ в Палестину?

Принц кивнул.

— Да, нарисовано это. Но так ли было на самом деле?

Гай спросил настороженно:

— А что не так?

Принц поморщился.

— Моисей был настолько косноязычен, что никто его не мог понять, кроме родного брата Аарона, да и тот понимал через пень-колоду. И когда Господь призвал Моисея нести народу новые заповеди, тот взмолился: «Господи, я косноязычен, как смогу?» И Господь ответил: «Возьми с собой брата Аарона, он растолкует твои слова, они же и мои». С того дня Аарон не отходил от Моисея, а Моисей говорил ему, а не народу!.. А на этих картинах красавец Моисей говорит громким и чистым голосом, вон его слушают внимательно даже в дальних рядах, приглядитесь!

Гай посмотрел, двинул плечами.

— Ну… это же художники… они знают, что рисуют.

Принц сказал раздраженно:

— Вас что, и Библия не убедит?

Гай ответил твердо:

— Я чту Библию и все, что в ней написано, но Моисей не мог быть косноязычным!.. Простите, ваше высочество, но вас обманули. Это бред какой-то! Моисей и вдруг — косноязычие! Это наверняка был сильный и могучий полководец с сильным голосом, которым перекрывал грохот битвы, и каждое слово Моисея слышали на любом конце поля сражений!

Принц смотрел с бессильной злостью, потом взгляд внезапно погас, руки опустились.

— Ну вот, — сказал он жутко обыденно, — это и пугает. Вот почему этот безмозглый… силач считается в народе образцом всех добродетелей? А вы народ, сэр Гай, увы. И, боюсь, таким мой брат останется в истории, летописях и легендах. Вы только что, сэр Гай, подтвердили это свойство людских характеров. Довольно подленькое свойство… я нисколько не хочу вас обидеть, но, увы, это так. Король Ричард не знает ни слова по-английски, презирает этот народ и страну, бывает здесь наездами, а все время проводит в любимой им Франции… но насколько он популярен!

Гай сказал с достоинством:

— Он великий рыцарь! И нет в мире другого такого воина.

Принц прошипел сквозь зубы:

— Ну да, а как же… Простой народ обожает силачей. А мой брат — богатырь. Даже среди сильнейших рыцарей выделяется ростом, статью, шириной плеч, толстыми руками. Да знаю я, знаю, никто и никогда еще не мог выбить его из седла в поединке! Это стало легендой и пересказывается всеми с восторгом.

— Но это так, — ответил Гай с недоумением. — Не понимаю, что здесь, по-вашему…

Принц сказал с сильнейшей горечью в голосе:

— Я все время веду переговоры об освобождении моего брата, а меня упрекают, что я нарочито их затягиваю!

Гай произнес сдержанно:

— Ваше высочество, людей можно понять.

— В чем?

— Король в заключении, — напомнил Гай, — и чем дольше он там пробудет, тем дольше вы сможете сидеть на его троне.

Принц несколько мгновений смотрел на него бешеными глазами. Гай подумал с содроганием, что тот так ужасающе похож на царственного брата, однако если тот всегда давал волю своему гневу, то этот умеет себя смирять, и не поймешь, что хуже.

— Знаете, шериф, — произнес принц сквозь зубы, — за что я вас ненавижу?

— Надеюсь, ваше высочество, за мои лучшие качества.

— Вы непроходимо тупы, — сказал принц с ожесточением. — Король, пока был на свободе, бросался с топором на сарацин и не вспоминал об Англии. И каждый день его могли убить, что освободило бы мне трон!.. А вот в плену он вспомнил об Англии, но как вспомнил?.. Велел всем налогоплательщикам Англии представить четверть своих средств для его выкупа! Как вам это?

Гай охнул:

— Ваше высочество!.. Крестьяне и так разорены!.. Даже поля засевать нечем. И без этого грядет великий голод, могут взбунтоваться и самые законопослушные.

Принц спросил язвительно:

— Что, вам уже расхотелось выкупать короля?

— Нет, — ответил Гай горячо, — но как-то иначе…

— Как? — спросил принц.

Гай спросил осторожно:

— А если иудеев обложить добавочным налогом?

— А повод?

— Ну, повод… можно и придумать.

Принц посмотрел на него остро:

— А как насчет равной справедливости для всех? Вы, сэр Гай, беретесь написать указ насчет утеснения в правах саксов, датчан, норманнов или иудеев?.. Выбирайте любой народ, а я подпишу и поставлю печать.

Гай поежился, покачал головой.

— Нет.

— Ага, — сказал принц с горьким сарказмом, — а я, значит, могу? Я такая преподлейшая свинья, что мне ничего не стоит нарушать основополагающие законы, что ввел еще Вильгельм и расширил наш отец? И вообще жру младенцев на завтрак?

— Ваше высочество…