Когда наступила торжица, Кааврен собирался прибыть на место за три часа до срока, но оказался там за полных пять часов. Место в его случае было заполнено деревом, деревообрабатывающими инструментами и всевозможными ароматами древесины, различных масел и смесей, которыми пользовались мастера. Запахи эти воскресили в голове Кааврена приятные воспоминания тех дней, когда он еще ребенком проводил время у отцовского плотника — приятный пожилой креота знал уйму баек и обладал удивительно искусными руками.

Кааврен обменялся несколькими словами с колесным мастером, молодым джагалой, которого переполняли новые идеи — каковыми, возможно, Кааврен заинтересовался бы, имей он отношение к ремеслу изготовления колес. К счастью, сегодня бригадир никуда не торопился и охотно издавал звуки, свидетельствующие об его вежливом интересе, пока наконец не позволил беседе перейти к тому вопросу, который действительно его интересовал — а именно, чтобы в обмен на несколько монет колесник позволил Кааврену тихо посидеть у себя в лавке. Владелец, разочарованный утратой возможного клиента, тем не менее обрел утешение в звонких монетах; Кааврен аккуратно отметил в блокноте сумму расходов и занялся намеченным делом.

День был теплым, а сумрак таким светлым, что здания и прохожие порой отбрасывали тени. Кааврен прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди и приготовился ждать. Со своего места он наблюдал за появлением и уходом посетителей «Совиных лап». Пожалуй, гостей было более двадцати. И неудивительно, ведь «Совиные лапы» стояли здесь еще до Междуцарствия, и славились далеко за пределами Адриланки как заведение с отменной кухней, еще лучшим вином и превосходящей его музыкой. Здание было каменным, в два этара, а над дверью имелась вывеска, изобрашавшая голову совы над лапами той же птицы. Почему заведение называлось «Совиные лапы», а не «Совиная голова», оставалось скрытой во глубине веков загадкой.

Кааврен продолжал наблюдать; появилась плотная группа — восемь человек, все в зеленых и белых цветах Дома Иссолы.

— Ага, — заметил он с легкой улыбкой. — Ее величество будет разочарована, и похоже, Пел также.

Сделав сие наблюдение, он проверил, свободно ли меч держится в ножнах, снова скрестил руки и продолжал бдение.

Он сразу узнал леди Саручку, когда та появилась — примерно за три четверти до назначенного часа, как Кааврен и ожидал; Динаанд упоминал, что музыканты обычно приходят загодя, чтобы подготовиться и настроить инструменты. Почти одновременно с ней появились еще двое, кого Кааврен также счел музыкантами, поскольку при них имелись футляры, в самый раз подходящие для инструментов. Их Кааврен изучил очень внимательно, сознавая, что они вполне могут быть и джарегами, а футляр — хранилищем для оружия. Однако же после тщательного осмотра решил, что они именно те, кем кажутся.

Следует заметить, именно насчет джарегов он-то сильнее всего и беспокоился. Но Кааврен слишком давно служил в Гвардии Феникса, чтобы легко обмануться личиной замаскированного джарега, а потому наблюдал и изучал всех входящих. Другим поводом для беспокойства было — не упустить появления графа Сурке, реши выходец с Востока всерьез замаскироваться или прибыть неожиданным способом. Так уж вышло, что беспокоился он зря: Кааврен и его узнал сразу, выходец с Востока был в тех же самых трудноописуемых одеждах из кожи, в светло-коричневом плаще, под которым угадывалась рукоять меча. Сурке подошел к двери, словно ничто в мире не мешало ему сделать подобного, остановился, повернулся, кивнул Кааврену, потом открыл дверь и вошел.

«Как он узнал, что я тут?» — было первой мыслью Кааврена. «Зачем он показал мне, что знает об этом?» — было второй. Потом он вспомнил, что Тиммер рассказала насчет пары джарегов, которые шпионили для выходца с Востока; это, решил он, вполне может быть ответом на первый вопрос.

Во всяком случае, далее ждать смысла не было — все уже прибыли, а до начала представления оставалось лишь несколько минут; Кааврен же знал, что музыканты вполне могут начать и в заранее оговоренное время, хотя куда чаще задерживаются. Он подождал, пока проедет телега с дровами, влекомая ленивым мулом, быстро пересек улицу и вошел в «Совиные лапы».

Кааврен обождал у дверей, давая зрению возможность привыкнуть к полумраку ресторанчика после яркой улицы. Стойка находилась у дальней стены; напротив, слева от Кааврена, была небольшая сцена, поднимаясь над полом примерно на полфута — несомненно, здесь и устраиваются актеры и музыканты, чтобы их было видно над толпой и слышно сквозь общий гомон. По обе стороны стойки имелись двери — одна, Кааврен знал, вела в подсобное помещение, а вторая — в коридор с отдельными комнатами, а там имелась еще одна дверь, выводящая уже наружу.

Полностью привыкнув к местному освещению, он осмотрел зал. Иссолы сидели у сцены, по четверо за двумя столами, причем даже не «за», а либо спиной, либо боком к столу — имея таким образом возможность в наикратчайшее время вскочить и обнажить оружие. И тут Кааврен понял, что графа Сурке в зале нет. Он мысленно пожал плечами: вне сомнения, выходец с Востока вскоре объявится.

Выступлению уже пора было начаться, публика забеспокоилась; пока — всего лишь ожидая. Кааврен прислонился к стене у двери и стал ждать.